Парижские тайны
Шрифт:
— Что же ты собираешься делать?
— Дождаться Сычихи — она наверняка придет первая — и постараться услышать, что она скажет высокому мужчине, поскольку это может вам пригодиться. На всем этом поле есть только этот ствол дерева, словно нарочно оставленный здесь, чтобы люди могли посидеть и отдохнуть; отсюда все видать как на ладони... Свидание Сычихи назначено у перекрестка, в четырех шагах отсюда; готов поспорить, что наши голубчики сядут именно здесь; а если нет и я ничего не услышу... то, когда они разойдутся, я
— Твой план неплох, парень, но в нем надо кое-что исправить.
— Главное, Поножовщик, не затевайте ссоры из-за меня... Если вы побьете Сычиху, Грамотей...
— Замолчи, дочка... Сычихе не миновать моих кулаков... Дьявольщина! И как раз потому, что у нее есть защитник, Грамотей, я удвою дозу колотушек.
— Послушай, парень, у меня есть лучший способ отомстить, Сычихе за ее издевательства над Певуньей, о чем я скажу тебе позже. — И, отходя на несколько шагов от Певуньи, Родольф продолжал, понизив голос: — Хочешь оказать мне настоящую услугу?..
— Приказывайте, метр Родольф.
— Сычиха тебя не знает?
— Вчера в кабаке я видел ее в первый раз.
— Вот что надо сделать... Сначала ты спрячешься, но, когда она подойдет сюда, ты выйдешь из своей засады.
— Чтобы свернуть ей шею?..
— Нет... Это потом!.. Сегодня надо только помешать ей встретиться с высоким мужчиной... Видя, что она не одна, он не решится подойти... Если он все же подойдет, не отходи от нее ни на минуту... при тебе он не будет говорить с ней начистоту.
— Если мужчина найдет меня слишком навязчивым... я отколочу его по первое число... Он не Грамотей и не метр Родольф.
— Я знаю этого человека, он не станет связываться с тобой.
— Ладно, я следую за Сычихой как ее тень. Человек этот не сможет сказать при мне ни одного слова, которого бы я не услышал, и в конце концов уберется восвояси...
— Если они договорятся о другой встрече, ты узнаешь об этом, поскольку все время будешь при них. Впрочем, само твое присутствие отпугнет высокого мужчину.
— Прекрасно. А после я задам трепку Сычихе?.. От этого я не могу отказаться.
— Не теперь... Одноглазая не знает: вор ты или нет?
— Откуда ей знать, разве только Грамотей говорил ей загодя, что воровать не в моих правилах...
— Если он говорил ей об этом, ты сделаешь вид, что изменил своим принципам.
— Я?
— Ты!..
— Дьявольщина! Господин Родольф... Но подумайте... Гм! гм... Такая игра мне не подходит.
— Ты поступишь как сочтешь нужным... Увидишь, я не предлагаю тебе ничего бесчестного...
— О, на этот счет я спокоен.
— И ты прав.
— Говорите, хозяин... Я поступлю, как вы прикажете.
—
— Я? Эту старую гадину... Мне было бы легче подраться с Грамотеем. Я не знаю, сумею ли я удержаться, чтобы сразу не наброситься на нее.
— Тогда ты все испортишь.
— Но что же я должен сделать?
— Сычиха будет в ярости от того, что денежки от нее уплыли; ты постараешься успокоить ее, скажешь, будто у тебя наклевывается выгодное дельце, ради которого ты должен встретиться здесь со своим сообщником; ну, а если Грамотей захочет присоединиться к вам... можно получить большие деньги.
— Гм... гм...
— После часа ожидания ты скажешь ей: «Мой товарищ не пришел... Придется отложить встречу» — и назначишь свидание Сычихе и Грамотею назавтра... пораньше. Понимаешь?
— Понимаю.
— А сегодня вечером приходи в десять часов на угол Елисейских полей и аллеи Вдов; я буду ждать тебя и объясню остальное...
— Если вы готовите им западню, будьте осторожны!.. Грамотей хитрец... Вы побили его... При малейшем подозрении он может вас убить...
— Будь спокоен.
— Дьявольщина! Вот так штука... Вы из меня прямо-таки веревки вьете. Не скажу, чтобы я колебался: чует мое сердце, что Грамотей и Сычиха хлебнут горя... И все же... Еще одно слово, господин Родольф.
— Говори.
— Я не думаю, что вы способны устроить ловушку Грамотею и предать его в руки полиции... Он закоснелый негодяй, который давно заслуживает смерти... но подвести его под арест... это не мое дело.
— И не мое, приятель; но мне надо свести счеты с ним и с Сычихой, которые вступили в заговор с моими недругами. И вдвоем с тобой, если ты согласен мне помочь, мы справимся с ними.
— Ладно, поскольку мерзавец этот не лучше своей мерзавки... я с вами заодно.
— И если мы добьемся удачи, — сказал Родольф серьезным, торжественным тоном, который поразил Поножовщика, — будешь так же горд, как после спасения тонущего солдата и чуть не сгоревшей женщины, которые обязаны тебе жизнью.
— Как вы это сказали, метр Родольф! Я никогда не замечал у вас такого взгляда... Но скорей, скорей, — вскричал Поножовщик, — я вижу вдалеке белую точку; это, должно быть, чепец Сычихи. Уезжайте, а я снова залезу в свою дыру.
— Сегодня, в десять часов вечера...
— На углу аллеи Вдов и Елисейских полей, договорились?
Лилия-Мария не слышала последней части разговора Поножовщика и Родольфа. Она первая села в карету.
Глава Х.
ФЕРМА
После своих переговоров с Поножовщиком Родольф был некоторое время задумчив, озабочен. Лилия-Мария, не решавшаяся прервать молчание своего спутника, печально смотрела на него. Подняв голову, Родольф спросил ее с доброй улыбкой: