Парижские тайны
Шрифт:
В ларце было несколько ящичков, стоявших один на другом: в них лежали великолепные драгоценности.
Графиня так торопилась добраться до самого дна ларца, что поспешно швыряла на стол футляры, в которых красовались изумительные ожерелья, браслеты, диадемы; украшавшие их рубины, изумруды и бриллианты переливались множеством огней.
Сычиха была ослеплена этим богатством.
Она была вооружена, она была наедине с графиней в запертой комнате; убежать затем из этой комнаты не стоило труда, риска не было никакого...
Адская мысль зародилась в мозгу этой чудовищной женщины. Однако, для того чтобы осуществить новое злодеяние, нужно было осторожно достать из сумки кинжал и подойти вплотную к графине, не вызвав у нее подозрения.
С коварством дикой кошки, которая, крадучись, хищно подбирается к своей добыче, старуха воспользовалась тем, что Сара была целиком занята поисками, и незаметно обошла вокруг стола, отделявшего ее от намеченной жертвы.
Сычиха уже начала было осуществлять свое вероломное намерение, но вдруг ей пришлось застыть на месте.
Графиня вытащила с самого дна шкатулки какой-то медальон, нагнулась над столом, протянула Сычихе дрожащую руку и сказала:
— Поглядите на этот портрет.
— Да это же Воровка! — крикнула старуха, пораженная удивительным сходством. — Ведь на этом портрете та самая девочка, которую мне доверили; так и вижу ее, она была совсем такая, когда ее привел ко мне Турнемин... У нее были длинные вьющиеся локоны, я их тут же обстригла и выгодно продала, черт побери!..
— Вы ее узнаете? Это именно она? О, заклинаю вас, только не обманывайте... только не обманывайте меня!
— Говорю вам, милая дамочка, что это Воровка, она тут совсем как живая, — проговорила Сычиха, стараясь незаметно еще ближе подойти к графине. — Даже сейчас она еще похожа на этот портрет... Коли вы на нее поглядите, просто рот разинете от удивления!
У Сары не вырвался ни горестный крик, ни крик ужаса, когда она узнала, что ее дочь на протяжении десяти лет жила в нищете, всеми покинутая...
Она не испытала ни малейших угрызений совести, вспомнив, что ведь она сама жестоким образом вырвала бедную девочку из того мирного убежища, куда ее поместил Родольф.
Эта бесчеловечная мать даже не стала расспрашивать Сычиху с естественной в подобных обстоятельствах тревогой об ужасном прошлом своего ребенка.
Нет! Честолюбие уже давно задушило в душе графини даже подобие материнского чувства и материнской нежности.
Сейчас ее охватила не радость от того, что нашлась ее дочь, нет, она теперь с новой силой предавалась надежде на то, что ей наконец удастся осуществить свою давнюю горделивую мечту, которую она лелеяла всю жизнь...
Родольф проявил участие к несчастной девочке, он, даже не зная ее, обогрел и приласкал... Что ж будет, когда он узнает, что она... его дочь!!
Ведь он свободен... а она, Сара, теперь вдова...
Перед глазами Сары уже сверкала корона великой герцогини.
Между тем Сычиха, передвигаясь мелкими шажками, наконец подошла к одному из концов стола и уже отвесно пристроила свой кинжал в соломенной сумке, его рукоятка теперь чуть высовывалась наружу... так что сжать ее в руке ничего не стоило...
Старуха была теперь всего лишь в нескольких шагах от графини.
— Умеете ли вы писать? — неожиданно спросила Сара.
И, отодвинув рукой ларец и драгоценности, она открыла бювар, лежавший перед чернильницей.
— Нет, сударыня, писать я не обучена, — на всякий случай ответила Сычиха.
— Тогда писать я буду сама под вашу диктовку... Расскажите мне подробно обо всех обстоятельствах, при которых вам передали в руки эту маленькую девочку.
И, усевшись в кресло, стоявшее перед письменным столом, Сара взяла перо и поманила к себе Сычиху. Единственный глаз старухи зловеще засверкал. Наконец-то... она стояла возле самого кресла графини! Сара, склонившись над столом, приготовилась писать.
— Я стану читать вам вслух то, что вы расскажете, читать буду медленно и раздельно, — проговорила графиня, — а вы меня поправите, если я в чем-нибудь ошибусь.
— Ладно, сударыня, — сказала Сычиха, следя за малейшими движениями Сары.
Затем она скользнула правой рукой в свою соломенную сумку, чтобы незаметно ухватиться за рукоятку кинжала.
Графиня начала писать:
« — Я заявляю, что...»
Но тут она остановилась и, повернувшись к Сычихе, которая уже нащупала рукоятку своего кинжала, спросила:
— А когда именно вручили вам эту девочку?
— В феврале тысяча восемьсот двадцать седьмого года.
— А кто ее к вам привел? — снова спросила графиня, все так же глядя на Сычиху.
— Пьер Турнемин, он теперь на каторге в Рошфоре... А ему самому девочку отдала госпожа Серафен, экономка нотариуса.
Графиня снова начала писать, а потом вслух прочитала:
« — Я заявляю, что в феврале тысяча восемьсот двадцать седьмого года, человек по имени...»
Сычиха достала свой кинжал...
Она уже подняла его, готовясь ударить свою жертву в спину, между лопатками...
Но тут Сара снова обернулась.
Сычиха, боясь, что ее застанут врасплох, поспешно опустала правую руку с кинжалом за спинку кресла, в котором сидела графиня, и нагнулась к ней, чтобы ответить на новый вопрос.
— Я позабыла, как зовут того человека, что привел к вам девочку, — сказала Сара.
— Пьер Турнемин, — ответила Сычиха.
— Пьер Турнемин, — повторила графиня, продолжая писать, — тот, что ныне находится на каторге в Рошфоре, привел ко мне девочку, которую ему вручила экономка господина...
Окончить фразу графине не удалось.
Сычиха, тихонько освободившись от своей соломенной сумки, которая бесшумно скользнула к ее ногам, набросилась на графиню столь же стремительно, сколь яростно, левой рукой она схватила Сару за шею и придавила ее лицо к столу, а правой рукою вонзила ей кинжал в спину, между лопатками...