Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски
Шрифт:
Пока Воропаев самодовольно треплется, я делю свое внимание между коллегой и поблескивающей на солнце большой черной вороной. Ворона неторопливо марширует туда и обратно по газону перед нами. Никакой очевидной цели у вороны нет — она просто гуляет. Ворона гораздо интересней Воропаева: в настоящий момент он тривиально питается, тогда как птица изучает окружающий мир. Причемделаетэтосприсущейее породе цинизмом. Погуляв по газону, ворона индифферентно приближается боком к ребенку примерно одного года от роду и принимается его разглядывать. Подобного рода внимание не сулит ничего хорошего. Выглядит ворона весьма и весьма
— Материалы, которые ты просил, лежат в пакете. Возьми. Там не особенно много, но кое-что есть.
Воропаев, вытирая салфеткой руки, скашивает глаз на лежащий на столике пластиковый пакет. Стянув со стола пакет, благодарю его скупым кивком.
— У меня еще одна просьба. Лично к тебе.
Воропаев скользящим взглядом окидывает сквер и жестом предлагает идти за ним.
— Я тебя слушаю. Чего ты хотел?
— Сибилеву может придти в голову вывезти меня в Москву. Кто знает, какая информация может быть у меня на руках в этот момент. Иначе говоря, вы можете все сорвать. Я хочу иметь возможность убедить его. Даже не возможность, а только шанс. Ведь я имею право на шанс?
Воропаев молчит и уже широко шагает к стоящей вдалеке машине. В боковом окне видно широкое капитальное лицо Панченко. Мы почти подходим к машине, когда Воропаев едва слышно бурчит:
— Ты с ума сошел. До встречи.
— Я?! С ума сошел?!
От этого возгласа Воропаев вздрагивает, а Панченко только едва заметно поднимает брови. Воропаев пытается с независимым видом открыть переднюю дверь машины, но я вырываю ее и снова захлопываю.
— Это все, что ты можешь сказать?! Я из шкуры лезу, чтобы доказать, что чист, прошу только дать мне шанс, а ты…
Какой это оказывается восторг — не сдерживать свои чувства, орать и бесноваться, выкрикивать то, что ты думаешь. Такое любому человеку не всегда доводится, а уж на нашей проклятой работе и подавно. Пожилая пара на другой стороне улицы останавливается и со спокойным интересом разглядывает нас.
— Что же вы за скоты такие!
Машина гулко отзывается на удар ногой в крыло, два раза ныряет вправо и влево и замирает. Панченко любознательно вытягивает шею, пытаясь сквозь лобовое стекло оценить нанесенный казенному автомобилю ущерб, понимает, что с водительского места правое крыло не увидишь, и меланхолично включает зажигание. Воспользовавшись тем, что ручка двери освободилась, Воропаев шустро усаживается в машину, и они отчаливают.
Ну что ж, дело вступает в самую опасную стадию. Если до сих пор противника еще что-то удерживало от скорой и беспощадной расправы, то в ближайшее время он будет вынужден стать гораздо менее миролюбивым. Противоречивость ситуации заключается в том, что Ван Айхен — если он правильно определен как главное действующее лицо — должен постараться убрать меня до того, как удастся раскопать реальную информацию о его деятельности. И как раз получение такой информации может дать мне шанс на спасение. Словом, банальное соревнование: выигрывает первый добежавший до цели.
Но как один из важных шагов на этом пути нужен выход на прессу. Если говорить более конкретно, необходим Якоб, приятель Лиз, и дорога к нему закрыта из-за моей болтливости. Не далее как вчера я в мимолетном разговоре неосмотрительно указал на то, что кое-кто питает явную слабость к рослым голландцам. Ерундовое замечание, даже не смешное. Но Лиз метнула в мою сторону огненный взгляд и с тех пор больше не разговаривала со мной.
Проблема же заключается в том, что номера телефона Якоба у меня нет. А при мысли о том, чтобы обратиться к Лиз, мне становится нехорошо. В редакцию звонить бесполезно: ни одна газета не даст номера телефона или адреса своего сотрудника. В большинстве случаев их даже к телефону не подзывают. После получаса тягостных раздумий я обреченно плетусь в номер к Лиз. Что ж, будем валяться в ногах у женщин. Как говорится, это мы любим и умеем.
Лиз о чем-то весело болтает с Азатом, положив босые ноги на журнальный столик. Увидев меня, Азат вскакивает и уходит к себе, а Лиз молча берет книгу и поворачивается к лампе. Я между тем торопливо выбираю самую льстивую из заготовленных фраз. Бросив на меня через некоторое время искоса взгляд, Лиз молча опускает глаза и переворачивает страницу. Приходится на время забыть о своем достоинстве и прибегнуть к самым радикальным средствам.
— Лиз, солнышко, я хотел узнать, как у тебя дела, и извиниться за свою болтливость. Мне не нужно было этого говорить, там, на острове. Но, понимаешь…
— Пошел вон.
— Лиз, ну зачем ты так. Повернись ко мне, посмотри. Ты увидишь, как я стою на коленях и молю о прошении.
Никогда не видел, чтобы человек так быстро разворачивался вместе со стулом. Лиз с любопытством и удовольствием оглядывает мою покаянную и коленопреклоненную фигуру. Медленно подползая к ней, продолжаю униженно канючить:
— Лиз, Священное Писание велит нам прощать даже врагов своих. А я ведь тебе не враг, правда?
— Нет, ты не враг. Ты неблагодарная свинья. Я заботилась о тебе, относилась, как старшая сестра, а ты…
— Лиз, я и отношусь к тебе, как к старшей сестре.
За эти слова я получаю довольно ощутимый удар книгой по голове и начинаю молча и проникновенно благословлять изобретателя дешевых книг в мягких обложках.
— Хорошо-хорошо. Ты для меня не старшая, а младшая сестра. Такая маленькая чернокожая сестренка. Хотя, Лиз, посмотри на себя и на меня и подумай сама, ну кто поверит, что у нас с тобой общие мама и папа?
Мгновенно следует еще один удар книгой. Интересно, почему большинство знакомых мне женщин находят возможным обращаться со мной как им заблагорассудится? Командовать, капризничать, драться книгами?
В этот момент дверь распахивается и в комнату снова влетает Азат. Не знаю другого человека, который бы обладал подобным даром появляться не вовремя. Азат молча таращится на нас не в силах сказать ни слова и только шевелит от возбуждения смуглыми пальцами ног в сандалиях. Зато Лиз отводит душу:
— Что тебе надо, олух? В кои-то веки мужчина стоит передо мной на коленях. И тут черт приносит тебя, чтобы все изгадить. Проваливай немедленно.
Я активно поддерживаю Лиз:
— Вот-вот, катись отсюда. Ты видишь, мы заняты. Правда, Лиз?