Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски
Шрифт:
После этого я наконец отпираю входную дверь. Грохот отбойного молотка врывается в дом. Оставив дверь распахнутой, выхожу на улицу и быстро сворачиваю за угол. Надеюсь, первый же прохожий, бросив взгляд вглубь коридора, обратит внимание на лежащее на лестнице тело с огромным кровяным пятном на груди. И тогда тому парню, в гостиной, придется долго объяснять полиции, что же именно произошло в доме скромного и чудаковатого профессора экономики. И ему трудно будет это сделать. Если они и хотят меня подставить, то так, чтобы самим быть чистыми. А после такой стрельбы — какая там чистота…
Мне удается уйти не более чем на сто метров, когда ноги неожиданно подкашиваются,
— Могу тебе помочь?
Вот это номер. Подставил, навел людей, а теперь помощь предлагает. Нет-нет, это ерунда, это мне уже голова отказывает. Если бы Панченко играл на другой стороне, он бы давно уже смотался или вообще тут не появлялся. Если он здесь, значит, он доложил о моем звонке Сибилеву, значит, все в порядке.
— Нет, Игорь, это я так, шнурки завязать нагнулся.
— Какие еще шнурки! Садись в машину.
Игорь резко рвет с места, но минут через пять я рукой показываю Панченко, чтобы он притормозил.
— Погоди, дай передохнуть.
Остановив машину, Панченко достает сигареты, закуривает и внимательно посмотрев мне в лицо, спрашивает:
— Что там случилось? В дом вошли два человека.
— Они приходили помою душу. Этот преподаватель работал на «организацию». Они остались там.
— А ты?
— Я тут.
— Понятно.
Не знаю, что именно понял Панченко, но больше вопросов он не задает. У меня же в голове как раз куча вопросов. Судя по сегодняшним событиям, Панченко чист. Точно так же чист и Воропаев. Остается Сибилев? Ведь кто-то навел этих двоих? Или это была случайность?
— Слушай, Игорь, Сибилев рассказывал о нашем с ним разговоре? Тогда, в машине?
Подумав, Панченко качает головой:
— Нет. Он вообще не шибко разговорчивый.
Больше мне ничего знать не надо. Панченкотоже не особенно болтлив. Но если бы Сибилев передал группе мои подозрения о том, что один из них — чужой, Панченко сейчас скорее всего об этом бы сказал. Язвительно, враждебно, но сказал бы. Скорее всего, так и было бы. В этом деле все происходит в каком-то сослагательном наклонении. Ясны две вещи: чужого в группе установить не удалось и мне сейчас появляться в гостинице не следует. Да, и еще одно — кто-то предупредил противника о моем визите. Кто?
— Все, старик, я пошел.
— Куда?
— Понятия не имею. Пересижу где-нибудь. Выйду на связь через пару дней.
Хлопнув дверью машины, шагаю к железнодорожному вокзалу. Ближайшие дни или хотя бы часы мне лучше последить за развитием событий издали, а ещё лучше — с другого континента и под чужой фамилией.
В полупустом вагоне едет группа студентов, путешествующих по стране. Хохот, выкрики, парни перебегают от одной группки сидящих девушек к другой и повисают над ними на поручнях. Хотелось бы верить, что никто из них не пойдет по пути, в копне которого — смерть в чужом доме от пули заезжего шпиона. Тому парню, которого я оставил полуживым на лестнице, всего лет на пять больше, чем этим студентам.
Конечно, я сделал все на удивление правильно, особенно если учитывать неожиданность и скоротечность произошедшего. Но настроение поганое. Помимо прочего, я не знаю, куда деваться в ближайшие часы.
На вокзале я почти сразу натыкаюсь на полицейский патруль. Обычно их и не видно на улицах, а тут… Я знаю, что ни при каких обстоятельствах, даже самых неудачных, меня не могли успеть заявить в розыск и разослать ориентировки. Но я теперь человек, оказавшийся за чертой, обозначенной законом, и никакие рациональные доводы этого не изменят. Еще день назад я бы равнодушно скользнул взглядом по патрулю и пошел бы дальше. А сейчас по спине медленно пробивает себе извилистую дорожку струйка холодного пота, и мне кажется, что все взгляды направлены на меня. В сторону патруля мне страшно даже смотреть. Оказывается, преступником быть еще хуже, чем шпионом.
Извечный вопрос: что делать? Можно считать, что все в порядке, если только Йост действительно умер и никому теперь не расскажет о моем визите. А также если убит тот тип на лестнице и если оглушенный бандитнеуспел меня разглядеть. А кроме того, если меня не видели выходящим из дома Поста и если я не оставил там отпечатков пальцев… Можно назвать еще с полдюжины «если», при которых я могу чувствовать себя в безопасности. Пока же лучше не показываться в гостиницах и не возвращаться в Гаагу. И звонить в резидентуру тоже рано. Это как раз понятно, не ясно только, где провести предстоящую ночь.
Блуждания по Амстердаму среди шумных толп туристов мне довольно быстро надоедают. Пару часов удается убить в небольшом ресторанчике, где я едва не засыпаю от усталости. Дальше — снова хождение по городу. Жаль, что мне заказан путь в аэропорт или на вокзал, где можно было бы поспать в кресле, но и где повышена концентрация полицейских. В конце концов поток праздношатающихся гостей столицы Голландии выносит меня в квартал красных фонарей.
Несмотря на название, этот квартал выглядит довольно обыденно, если не считать большого количества женщин в дорогом нижнем белье, выставленных на всеобщее обозрение. Каждая из них сидит в некоем подобии витрины, рядом с которой стеклянная же дверь. Желающие подходят к витрине, и после короткого разговора дверь открывается. Через некоторое время дама опять появляется в витрине, а клиент к этому времени уже покинул домик, выйдя на параллельную улицу через черный ход.
Конечно, эта система не подарок с точки зрения защиты женского достоинства. С другой стороны, она обеспечивает минимальную безопасность: женщины имеют возможность выбирать клиента.
Перед туристами, большинство из которых пришли сюда только поглазеть, за стеклами витрин мелькают белые, коричневые, желтые женские лица и тела в пене дорогих кружев. Некоторые красивы. Но у всех пустые глаза смотрят сквозь толпу, которая праздно течет мимо. Вообще, весь этот квартал производит впечатление скорее обыденности, чем средоточия греха. Подтверждение тому — полная негритянка в снежнобелых кружевах, которая мирно вяжет, сидя в витрине на высоком табурете.
Я невольно ухмыляюсь и в этот момент ловлю на себе взгляд из соседней витрины. Там, слегка улыбаясь, сидит высокая крашеная в блондинку девица с большими карими глазами. У меня появляется неожиданная мысль. Так, правда, поступают герои далеких от реальности фильмов, но, в конце концов, почему бы и нет?
На глазах девушки за стеклом толкаю локтем стоящего рядом немецкого туриста и спрашиваю:
— Ну и как они вам?
Такое количество доступных женщин, собранных в одном месте, странным образом сближает мужчин. К тому же немец знает английский. Прервав разговор со своим пьяненьким пожилым приятелем, который не может оторваться глазами от миниатюрной китаянки, немец охотно откликается: