Парижский шлейф
Шрифт:
– Хорошо, – она медленно вернулась к буфету, достала вторую тарелку, бокал, поставила их на стол. Сходила за приборами и потом осторожно села.
Они неуютно молчали, и Настя, незаметно разглядывая Эдгара, думала о том, как он изменился сейчас. Раньше она и представить себе не могла, за что Элен когда-то могла полюбить этого человека. Теперь поняла. В нем были элегантность, очарование, внутренняя сила. Удар судьбы оказался для него убийственным, потому что ему было что терять. Теперь не без ее, Настиной, помощи Эдгар Дюваль возрождался. Тайная гордость наполняла ее изнутри. Впервые за все время жизни в Париже, если можно было назвать так это ее привязанное к дому существование, Настя ощутила себя человеком. Не пустой биологической формой, которая вертит колесо времени, не задумываясь ни о смысле, ни о целях (прошел день, и ладно),
– Хотите, я зажгу свечи? – робко предложила Настя.
– Зажгите, – обрадованно согласился Эдгар.
А потом они долго ужинали. При пляшущем, неуверенном свете свечей напряжение растаяло. Прошлая жизнь обоим казалась теперь призрачной и нереальной. Эдгар восхищенно нахваливал Настину стряпню, словно забыв о том, что его амплуа – вечно быть всем недовольным, и улыбался так счастливо, что у Насти становилось тепло на душе. И они обсуждали всякие пустяки. Как хорошо было бы разбить во дворике клумбу, поменять чехол на диване в гостиной – старый протерся до дыр – и, может быть, даже сделать небольшой ремонт в комнате Эдгара. Насте нравилось то, что они не затрагивают никаких «опасных» тем, не обсуждают ни прошлое, ни будущее. Ей гораздо легче и приятнее было говорить о цветах и новых портьерах, чем о том, что каждому из них пришлось в этой жизни пережить.
После ужина они с удовольствием пили домашний коньяк – Эдгар раньше любил его готовить. И снова говорили. Теперь, когда месье Дюваль выглядел и вел себя как истинный джентльмен, спокойный и уравновешенный, Настя прониклась к нему самой настоящей симпатией. В ее глазах он преобразился. Через два часа непринужденной беседы «ни о чем» дошло до того, что она выложила ему свою историю, с самого начала до момента прилета в Париж. В первый раз она произносила вслух все, что с ней произошло, все, что не давало покоя долгими бессонными ночами, и, закончив, Настя почувствовала себя так, будто скинула с плеч состарившийся и теперь ненужный груз. Эдгар сидел с влажными глазами и в упор смотрел на огонь свечи. Кулаки его непроизвольно сжимались. Он был впечатлен настолько, что не смог даже говорить. Они еще посидели молча, а потом также молча разошлись – каждый в свою спальню.
Настя долго лежала в постели с открытыми глазами и думала. Ей казалось, что теперь все позади, что в жизни закончилась черная, как деготь, полоса и наступила эра надежды. Что, дав силы человеку, больному физически, она тем самым залечила и собственную душевную боль. Что, поделившись с ним самым сокровенным, она избавилась от неимоверной тяжести в сердце. Ей уже не казались тягостными месяцы, проведенные практически взаперти, наедине с хозяйством и человеческим остатком, который только и делал, что убеждал весь окружающий мир в том, что его больше нет. Намеренно вызывал к себе ненависть. Но ей удалось эту ненависть преодолеть, удалось вытащить его и себя из черного стремления к небытию. Ради взаимного спасения, ради понимания ближнего стоило жить. Настя уснула счастливая.
Ей приснился Николай. Они гуляли по дождливым московским улицам с их высоченными многоэтажными домами. Вечерние огни, отражавшиеся в лужах, превращали город в волшебную сказку. Но лужи постепенно растекались, росли, а потом окружили Настю огромным озером. Николай куда-то пропал. Она долго шла по узкой полоске асфальта и никак не могла найти выхода – всюду была вода. Настя устало присела на корточки и опустила в воду руки…
Проснулась Настя от собственного вскрика: во сне на ее кисти, запястья заползли огромные жирные черви, которыми, оказывается, кишело озеро. Настя побоялась открыть глаза – она уже проснулась, совершенно точно, но ощущение того, что по ее запястью ползают черви, никуда не пропало. Сквозь рееницы она осторожно осмотрелась: у самой ее кровати, склонившись, стоял Эдгар. Он осторожно, подражая прикосновениям невесомого перышка, гладил девушку дрожащими пальцами. Настя отпрянула, прижалась к стене. Эдгар удивленно поднял на нее мутные глаза и посмотрел с такой безграничной тоской, что от прежних мыслей Насти о возможном возвращении к нормальной жизни больного человека не осталось и следа. Она задрожала от страха, лихорадочно размышляя, что теперь делать. Но как он сумел бесшумно забраться вверх по лестнице и открыть дверь в ее комнату?! Как сама она могла не услышать его тяжелых, обутых в протезы, шагов?!
– Уйдите, – произнесла Настя дрожащими губами, уже прекрасно понимая, что слова бесполезны. В зрачках Эдгара сиял такой же болезненный возбужденный блеск, какой появлялся в глазах Сергея Сергеевича, когда он заставлял ее снять одежду.
– Настя, – Эдгар произносил слова хрипло и нараспев, как будто впал в тяжелый бесконтрольный транс, – я люблю тебя. С самого первого мига. Я сходил с ума от тоски и ревности, когда…
– Месье Дюваль! – Настя резко оборвала его. Она старалась унять невольную дрожь в голосе и суровым тоном привести в чувство обезумевшего мужчину. – Месье Дюваль, немедленно вернитесь к себе!
– Нет, – он наклонился еще ниже и потянул к себе одеяло, – я слишком долго ждал. Слишком сильно тебя желал. Пойми же, ты будешь счастлива только со мной! Только я понимаю, что ты пережила, как страдала…
– Прочь!!! – Настя задыхалась от омерзения и боли в груди. Только-только начавшая зарождаться вера в человека рухнула как подкошенная и умерла за долю секунды. Без права воскреснуть.
Настя изо всей силы швырнула в Эдгара одеялом, которым он успел частично завладеть, и молниеносно выскочила из кровати. Едва успела схватить первую попавшуюся под руки одежду: валявшиеся на стуле джинсы, свитер – и выскочила за дверь. Настя слетела вниз по лестнице, перескакивая через четыре ступеньки сразу, рискуя упасть и разбить себе голову. Только добравшись до первого этажа, Настя обернулась. Дюваль со стоном выходил из ее комнаты на протезах, которые издавали отвратительный стук. Мужчина добрался до перил и, опершись на них всем телом, попробовал спуститься. Настя, разрываясь между ненавистью и страхом, бросилась к входной двери. «Ты моя! – крик отчаяния и злобы преследовал ее по пятам, повелительный голос звучал повсюду, забивался в каждую щель. – Сопляк Жан тебе не пара! Вернись, я люблю тебя. Я способен на все…» Слова резко оборвались безумным грохотом. Настя на долю секунды замерла и увидела краем глаза, как ломаются перила, а Эдгар Дюваль летит по лестнице вниз. Она в ужасе выскочила из дома. Тело мужчины, потерявшего сознание, упало на пол.
Глава 3
Настя не смогла далеко убежать – ноги едва держали. Она спряталась за плотными кустами перед домом соседей и сидела там, обливаясь слезами и дрожа от страха. Больше всего боялась она того, что Эдгар Дюваль разбился насмерть. Она представляла себе огромную лужу крови, которая растекается темным пятном по добротному деревянному полу, просачивается между крепких досок и капает, найдя выход, сквозь щели в сырую землю. От этих мыслей Настю колотило так, что зубы стучали. Несколько раз она порывалась встать и нажать на звонок у двери соседей, чтобы те вызвали «Скорую» и полицию, но не могла даже рукой пошевелить. Тело ее не слушалось.
Настя измотала себя мыслями о смерти Эдгара настолько, что ее бросало попеременно то в жар, то в холод, а помутненное невыносимым страхом сознание то и дело проваливалось в мерзкое забытье. Когда она приходила в себя, то в висках стучало только одно невыносимое слово – «убийца».
Утро уже блуждало над городом, когда Настя нашла в себе силы, чтобы принять решение: она обязана вернуться на место преступления, в дом. Она поднялась на трясущихся ногах, пересекла узкую асфальтовую дорожку, открыла и закрыла за собою калитку. А потом все вокруг закружилось, заметалось. Земля, покрытая коротко стриженной зеленой травой, стремительно соединилась с удушливым серым небом…
– Нет, Элен, нет, – бледными бескровными губами Настя произносила эту фразу уже в пятый раз.
– Как я без тебя буду жить?! – Элен всхлипнула.
– Так, как считаешь нужным, – Настя отвела глаза и поднялась чуть выше в кровати. Хотелось выбраться из мокрого и смятого кокона простыней, но не было сил, приходилось, превозмогая отвращение, лежать.
– Не оставляй меня! – Элен уже не сдерживала слез. – Я же тебя не бросила!
Настя посмотрела на измученную бессонной ночью, долгим перелетом и переживаниями пожилую женщину. Элен вызывала жалость. Как только угораздило ее связать судьбу с этим ужасным человеком?! Теперь Эдгар внушал Насте такой безразмерный страх, что руки холодели от одной мысли о нем.