Парк Горького

Смит Мартин Круз

Аркадий повел Лебедя в кафе и дал ему фотографии Джеймса Кервилла, Кости-Головореза и Валерии Давыдовой. От черного свитера Лебедь казался еще более худым. Как-то он выживет, став осведомителем?

— Значит, расспроси, не знает ли их кто-нибудь. — Он бросил на столик несколько рублевок и вышел.

Ирина Асанова жила в полуподвале многоэтажного дома возле ипподрома. Поднимаясь по лестнице к парадной двери, она смерила Аркадия презрительным взглядом. Ее заплатанное пальто хлопало на сквозняке.

— Где Валерия? — спросил Аркадий.

— Валерия?.. Какая Валерия? — Она запнулась.

— Вы не сочли нужным сообщить в милицию, что у вас украли

коньки. Или вы опасались, что вас по ним разыщут?

— В чем вы меня обвиняете?

— Во лжи. Кому вы одолжили коньки?

— Я опаздываю на автобус!

Аркадий схватил ее за руку. Такую мягкую, теплую…

— Так скажите, кто такая Валерия.

— Да о чем вы? Кто, что… Я ничего не знаю. Как и вы!

Она вырвалась и убежала. Аркадий прошел мимо остановки автобуса, где толпилось немало девушек. В сравнении с Ириной Асановой они были как капустные кочаны рядом с розой.

Аркадий отправляется в Министерство внешней торговли и рассказывает Евгению Менделю запутанную историю о том, как некий американский турист, "посещая деревню, где родился", в двухстах километрах под Москвой, скоропостижно скончался и какие злоключения пришлось претерпеть покойнику, потому что у МИДа не нашлось бланков на этот случай. Сначала в деревне его упихнули в домашний холодильник, где он из-за бюрократической волокиты пролежал полмесяца, после чего несчастные хозяева холодильника отвезли его в Москву и подбросили в вестибюль Минвнешторга. А бланков все нет. "Кое-кто высказал предположение, что их вообще не существует, и тут поднялась паника". Среди возможных выходов из ситуации — потерять труп, отвезти назад в деревню — предлагалось и "похоронить в парке Горького". В конце концов — обратились к Аркадию и Левину.

Евгений Мендель, сидевший в тот день в бане с Осборном и часто возникавший на осборновских пленках, ничего не знал ни о Джеймсе Кервилле, ни о трупах в парке Горького — пока он слушал эту байку, его безмятежная физиономия ни разу не омрачилась тревогой.

— Да что это еще за бланк такой? — спросил он.

— Сошлись на простом свидетельстве о смерти, и покойника забрал их атташе.

И все таки Евгений испытывал тревогу. Нет, следователь, "вышедший из народа", его не смутил бы, но Аркадий принадлежал к магическому кругу детей московской номенклатуры, кругу спецшкол и общих знакомых и, значит, не мог быть просто следователем. Сам он сидит в большом кабинете высоко над Смоленской площадью, на столе — три телефона, на нем — английский костюм, рядом с ленинским профилем на лацкане серебряная ручка, на стене над ним красуется бронзовый соболь, эмблема "Союзпушнины", а этот старший следователь выглядит каким-то изгоем. Но при мысли, что может стоять за этим, над верхней губой у Евгения выступили бисеринки пота. Аркадий не замедлил воспользоваться тем, что его собеседник вдруг почему-то струсил. Он упомянул тесную дружбу их отцов, отдал должное ценной деятельности Менделя-старшего в тылу и намекнул, что старый хрен был все-таки из робкого десятка.

— Но его наградили за храбрость! — возмутился Евгений. — За подвиг под Ленинградом. У меня все документы есть, могу показать. Он с американцем с тем самым, с которым ты на днях познакомился, бывают же совпадения! вдвоем отбились от целого отряда немецких десантников Троих фашистов уложили, остальных обратили в бегство.

— С Осборном? Американский торговец пушниной и ленинградская блокада?

— Пушниной он потом занялся. Бизнесмен. Покупает у нас шкурку за четыреста долларов, а там загоняет за шестьсот. На то и капитализм. И он верный друг Советского Союза, это давно доказано. Открыть тебе секрет?

— Конечно! — Аркадий ободряюще кивнул.

Евгению

очень хотелось поскорее спровадить своего не жданного визитера, но только прежде заручиться его расположением.

Американский пушной рынок в тисках международных сионистских кругов! внушительно сказал он вполголоса. — К несчастью, долгое время в "Союзпушнине" кое-кто шел на поводу у этих кругов. Чтобы покончить с их засильем, мой отец предоставлял определенные льготы отдельным несионистам.

— И одним из этих несионистов оказался Осборн?

— Вот именно. Было это десять лет назад.

— А как Осборн доказал, что он друг Советского Союза? Не считая его подвига под Ленинградом, конечно

— Видишь ли, я не имею права об этом рассказывать…

— Да уж чего там!

— Ну… Короче говоря, пару лет назад "Союзпушнина" и хозяева американских пушных ранчо они их там называют "ранчо", как у ковбоев…… обменялись лучшими своими пушными зверьками две американские норки за двух наших соболей. Прекрасные норки они все еще дают приплод в одном из зверосовхозов. Соболи тоже были великолепные, но кастрированные, потому что вывозить из СССР соболей-производителей строжайше запрещено законом. Американцы озлились и задумали заслать в СССР человека, который украл бы пару-другую соболей в зверосовхозе и контрабандой вывез. Хорошо, что у нас нашелся друг, разоблачивший ухищрения своих соотечественников.

— Осборн?

— Он самый. А мы в благодарность объявили сионистам, что с этих пор за Осборном закрепляется определенная квота на покупку соболей.

Аркадий вновь прослушивает запись разговора Осборна с Унманном.

Аркадий еще раз проверил дату на бобине. 2 февраля. В этот день Осборн уехал в Хельсинки. В тот же день уехал и немец. Но, видимо, на другом самолете… Кстати, каким образом Осборн укокошил троих немцев под Ленинградом?..

Прослушивая последние осборновские пленки, Аркадий узнал голос Евгения Менделя — он от имени своего министерства приглашал американца в Большой театр на "Лебединое озеро” тридцатого апреля: "… сразу же после окончания мы доставим вас в аэропорт…".

Аркадий, вспоминая Пашу, едет в гостиницу "Метрополь", где живет американский турист Уильям Кервилл, и производит там обыск. Отмечает про себя, что вся одежда в номере американская. В конце концов он обнаруживает между страницами американского путеводителя по Советскому Союзу (подозрительно большого формата для туриста, путешествующего налегке) точный план поляны, а также план всего парка и еще срисованные карандашом рентгеновские снимки сложного перелома голени правой ноги и челюсти с запломбированным каналом верхнего правого резца, но без коронки на коренном зубе Это наводит Аркадия на мысль, что многие на первый взгляд совсем безобидные предметы в багаже хозяина номера вовсе не то, чем они кажутся. И действительно, из фотокамеры. трубки с выдвижным лезвием "для художественных работ" и т. д. он собирает неуклюжий огнестрельный прибор, стрелять из которого можно не далее чем с пяти шагов. В этот момент дверь отворяется.

Аркадий прицелился в Уильяма Кервилла. Едва оглядев его могучую фигуру, еще не обрюзгшую на исходе пятого десятка лет, он сразу понял, что это тот, с кулаками, в парке Горького.

— Дождь идет, вот я и вернулся раньше времени, — сказал Кервилл по-английски, стряхивая капли с дождевика. — А вы что, в одиночку работаете?

— Не двигаться! — приказал Аркадий.

— А куда мне двигаться? — спросил Кервилл уже по-русски. — Это же мой номер. — Но послушно снял дождевик и ногой придвинул его к Аркадию.