Парк Горького
Шрифт:
– Ты тоже станешь другим.
– Я русский, – он постучал себе в грудь. – И чем дольше я здесь, тем больше чувствую себя русским.
– Нет, – она гневно потрясла головой.
– Взгляни на меня. – Аркадий поднялся. Нога онемела. – Не плачь. Видишь, кто я такой: Аркадий Ренко, бывший член партии и старший
– Мы же все это время были вместе. Я не отпущу тебя одного, Аркаша…
– Пойми же, – он зажал ее лицо в ладонях, – я не такой смелый, как ты. Мне не хватает смелости остаться. Пожалуйста, дай мне вернуться. Ты будешь той, что ты уже есть, а я останусь таким, какой я есть. Я всегда буду тебя любить, – он осыпал ее поцелуями. – Так беги же.
– Соболи…
– Оставьте это мне. Поезжай, – он слегка подтолкнул ее. – Обратно будет ехать легче. Не появляйся в бюро. Ступай в полицию, в госдепартамент, куда угодно, только не в ФБР.
– Я люблю тебя, – она попыталась удержать его руку.
– Что мне, гнать тебя камнями? – спросил он.
Ирина выпустила руку.
– Так я пошла? – сказала она.
– Будь счастлива!
– Будь счастлив, Аркаша!
Она перестала плакать, откинула волосы, посмотрела вокруг и глубоко вздохнула.
– По такому снегу не помешали бы валенки, – сказала она.
– Верно.
– Я хорошо вожу машину. И погода, кажется, проясняется.
– Да.
Она прошла несколько шагов.
– Ты не пришлешь весточку? – оглянулась она. Измученный взгляд, в глазах слезы.
– Обязательно. Ведь письма доходят, не так ли? Времена меняются.
В воротах она снова остановилась.
– Как я могу тебя покинуть?
– Это я тебя покидаю.
Ирина
Итак, подумал Аркадий, налицо три сделки. Первая с Осборном, вторая с Кервиллом, а теперь с ним. Он вернется в Советский Союз, чтобы КГБ разрешил Ирине остаться в Америке. Он поглядел на Осборна. Но что я могу предложить, кроме самого себя? Соболей, разумеется. От них надо избавиться.
Он взял ружье из рук Осборна и заковылял к навесам. Интересно, сколько у него патронов? Погода прояснялась. Соболи успокоились, внимательно следили за ним, прижавшись к сетке.
– Прошу меня простить, – произнес вслух Аркадий. – Я не знаю, что с вами сделают американцы. Жизнь показала, что доверять никому нельзя.
Они, прильнув к сетке, настороженно смотрели на него. Черные как уголь шкурки.
– Мне выпала доля палача, – сказал Аркадий: – Ведь они добьются от меня правды. Это не те люди, что поверят неправде, сказочкам или небылицам. Жаль, но…
Он слышал, как бешено бились их сердечки в унисон с его собственным.
– Итак…
Аркадий отшвырнул ружье и взял в руки ломик. Неуклюже, стоя на одной ноге, он сломал замок. Соболь выскочил из клетки и через секунду уже был на заборе. Потом наловчился – машинально вставлял ломик и нажимал на него. И так клетка за клеткой. Сигареты действовали, как аспирин. Каждый раз, когда открывалась дверца очередной клетки, он с восторгом следил, как оттуда стремглав выпрыгивал дикий зверек и мчался по снегу – черное на белом, черное на белом, черное на белом, – и наконец исчезал.