Парк Горького
Шрифт:
– Вы всегда делаете грязную работу, майор, – сказал Аркадий, когда фотограф удалился.
– Что вы хотите сказать?
– В снегу три убитых и изуродованных человека. Это работа для вас, майор. Вы же не хотите, чтобы расследованием занимался я. Кто знает, куда это может привести?
– Куда же?
– Всякое случается, вы же сами знаете. Почему бы вам и вашим людям не взять расследование на себя, а я бы со своими людьми отправился домой?
– Насколько я вижу, здесь нет признаков государственного преступления. Просто дело несколько сложнее, чем обычно, только и всего.
– Более сложное из-за
– Протокол и фотографии вам пришлют, – Приблуда изящными движениями надел перчатки, – так что мой труд пойдет вам на пользу. – Он заговорил громче, чтобы было слышно всем, кто находился на поляне. – Само собой разумеется, если вы обнаружите что-нибудь относящееся к компетенции Комитета государственной безопасности, пусть прокурор немедленно сообщит мне. Вам ясно, следователь Ренко? Через год или через десять лет, но как только вы что-то узнаете, дайте знать.
– Так точно, – так же громко ответил Аркадий. – Можете рассчитывать на наше полное сотрудничество.
«Гиены, воронье, навозные мухи, черви, – думал следователь, глядя на покидающий поляну автомобиль Приблуды. – Темные твари». Занималась заря; он чуть ли не физически ощущал, как земля ускоряет вращение навстречу восходящему солнцу. Снова закурил, чтобы выбросить из головы Приблуду. Курение – отвратительная привычка, как и пьянство, также порождение государственной монополии. Все на свете – государственная монополия, включая его самого. В первых проблесках утра уже заискрился снег. На краю поляны милиционеры все еще удивленно таращили глаза. Они уже увидели эти выступающие из снега кровавые маски.
– Расследование поручили нам, – объявил Аркадий своим сотрудникам. – Так что пора браться за дело.
Он приказал поскорее огородить место происшествия, а сержанту поручил вызвать по рации еще одну машину с людьми, лопатами и металлоискателями.
– Значит, мы…
– Продолжаем, сержант. До дальнейших указаний.
– Хорошенькое утро, – усмехнулся Левин.
Патологоанатом был старше других по возрасту. По виду – еврей с карикатуры в форме капитана милиции. Он равнодушно наблюдал за Таней, выездным экспертом, которая не могла оторвать глаз от изуродованных лиц убитых. Аркадий отвел ее в сторону и распорядился для начала набросать план поляны, а потом попробовать изобразить положение трупов.
– До или после того, как на них напал милый майор? – спросил Левин.
– До, – сказал Аркадий. – Как если бы майора вовсе здесь не было.
Судмедэксперт группы начал искать в снегу вокруг трупов следы крови. Похоже, сегодня будет чудесная погода, подумал Аркадий. Он увидел, как первый луч солнца заиграл в окнах на здании Министерства обороны на том берегу Москвы-реки – единственные минуты, когда оживали его бесконечные серые стены. Вокруг поляны, как пугливые олени, из темноты возникали деревья. Снежные узоры засверкали розовыми и голубыми лентами. Наступал день, когда, казалось, зима начала наконец уступать место весне.
– Черт, – взгляд его снова остановился на трупах.
Фотограф следственной группы спросил, не фотографировали ли уже сотрудники КГБ.
– Да, но уверен, что их фотографии годятся только на сувениры, – сказал Аркадий, – никак не для следствия.
Польщенный фотограф рассмеялся.
«Давай, – подумал Аркадий, –
В служебной машине – откатавшем пять лет «Москвиче», а не в сияющей, как у Приблуды, «Волге» – приехал следователь Паша Павлович. Щегольски одетый мускулистый романтик, Паша был наполовину татарин.
– Три трупа. Двое мужчин и женщина. – Аркадий сел в машину. – Замерзшие. Может быть, им неделя, может, месяц, а может, и пять. Нет никаких документов, никаких вещей, ничего. Все убиты выстрелами в сердце, у двоих, кроме того, раны в головах. Пойди взгляни на их лица.
Аркадий остался ждать в машине. Просто не верилось, что зима заканчивалась, могла бы и подольше не раскрывать всего этого ужаса. Если бы не вчерашняя оттепель да не переполненный мочевой пузырь милиционера и лунный свет на снегу, Аркадий все еще дремал бы в постели.
Вернулся негодующий Паша.
– Какой идиот мог натворить такое?
Аркадий жестом поманил его в машину.
– Здесь был Приблуда, – сказал он, когда Паша забрался внутрь.
Говоря это, он видел, как едва уловимо изменилось поведение сыщика, – при этих немногих словах он как-то сжался, бросая взгляд то на поляну, то снова на Аркадия. Эти три загубленные души были не столько жертвами страшного преступления, сколько создавали щекотливую проблему, нередкую во взаимоотношениях с КГБ. Но Паша принадлежал к порядочным людям и больше, чем кто-либо другой, принимал все близко к сердцу.
– Это дело не для нас. – добавил Аркадий, – Мы поработаем здесь немного, а потом они заберут его от нас, не беспокойся.
– Все-таки в Парке Горького… – растерянно пробормотал Паша.
– Да, очень странно. Делай то, что я скажу, и все будет хорошо. Поезжай в местное отделение милиции и достань план конькобежных дорожек. Составь списки всех милиционеров и буфетчиц, работавших зимой в этой части парка, а также дружинников, которые могли крутиться здесь. Главное – побольше активности, – Аркадий вышел из машины и наклонился к окну. – Кстати, дали мне еще кого-нибудь из следователей?
– Фета.
– Я его не знаю.
Паша сплюнул в снег и сказал: «Птичка по лесу летала, что услышит, повторяла…»
– Ну и ладно. – В таком деле к нему обязательно должны были прицепить стукача, следователь смирился с этим обстоятельством. – Хоть какая, да помощь.
Паша уехал. Подъехали два грузовика с курсантами школы милиции с лопатами. Таня разбила поляну на квадраты, так, чтобы можно было убирать снег метр за метром, точно обозначать места, где будут обнаружены вещественные доказательства. Правда, Аркадий не надеялся найти что-нибудь, учитывая срок, прошедший со времени убийства. Однако нужно было создать видимость работы. Если это удастся, к концу дня, возможно, заглянет Приблуда. Во всяком случае, физический труд не повредит милиционерам. Они были даже рады немного размяться. В остальном же у них не было особых причин радоваться. В милицию набирали деревенских парней прямо из армии, соблазняя их обещаниями московской прописки, в чем порой отказывали даже физикам-ядерщикам. Потрясающе! В результате москвичи считали милицию чем-то вроде оккупационной армии бездельников и скотов. Милиционеры в свою очередь видели в своих согражданах законченных диссидентов и тунеядцев. Однако ни один из них не вернулся в деревню.