Парк
Шрифт:
– Друзья.
– Смеются.
А может, и действительно имеют на нее какие-то права? Очень уж активно себя ведут.
– Ну, мы тебя предупредили, старичок, - это опять длинный с шарфом. Он у них, главный. Повелительное движение головой - и, прибавив шаг, они удаляются, довольные собой...
Бедный Крошка. Пострадал из-за неудавшейся любовной интрижки своего шефа. И девочку жалко: если они ее так опекают, то не сладкая у нее жизнь.
Ну и конечно, кроме них еще кое-кого жалко - не так хотелось провести сегодняшний денек,
И если уж не с кем распить эту бутылочку, надо, наверное, сделать это самому? И, оказавшись в одиночестве за столом, накрытым белоснежной скатертью н сервированным двумя последними тарелками из бабушкиного кузнецовского сервиза, не забыть вовремя снять с огня мясо, чтобы не пересушилось. И отжать капающий жир ломтиками хлеба. И, разбив кулаком луковицу - так она вкусней, начать с богом, ибо глубоко не правы те, что утратили интерес к вкусной еде и хорошему вину. И незачем спешить только потому, что обедаешь один и не с кем перекинуться словом.
А утолив голод и жажду, есть смысл отвлечься от, быть может, не самых веселых мыслей и спеть что-нибудь соответствующее настроению. Лучше всего какую-нибудь песню юности. Даже если тебе всего тридцать три, она, как мостик, перекинутый в недавние, но уже невозможно далекие дни юности, придаст так необходимую сейчас бодрость духа... Ну, чем, например, плоха песня "Вернись в Сорренто", которую пел с друзьями в шестом классе? Орешь ее во все горло и вскоре начинаешь понимать, что это даже неплохо, что ты один сейчас...
И если во дворе никого, кроме тебя, нет, а сам двор находится на окраине города, по соседству с каменным карьером, то голос твой, никого не беспокоя, свободно разносится по широкому каменистому плато с огромной искусственной дырой посередине. А чуть позже снимаешь со стены клинок, который несколько лет подряд завоевывал тебе славу лучшего рапириста города, и с удовольствием фехтуешь с невидимым противником, время от времени с силой всаживая клинок в специально предназначенный для этого мешок с опилками...
Обычно резковатый, уверенный в себе, управляющий мнется, говорит путано:
– Понимаешь, это не приказ. А как бы просьба министерства, эксперимент...
– И для этого эксперимента нужно, чтобы мы плохо работали?
– Ну, не совсем так.
– Как же не так, если придется сократить добычу нефти на сорок процентов?!
– Меньше - не всегда хуже, - вмешивается в разговор третий собеседник. Видимо, решил, что достаточно помолчал после того, как пробормотал с радостной улыбкой традиционные: "Как дела? Давно не виделись".
Что он, интересно, еще скажет? Откуда он вообще возник? Неужели совсем вернулся? С семьей или один? Вещает, как лектор, привыкший
– А что с планом будет?
– вопрос мой подчеркнуто адресован управляющему.
И бедняга вынужден согласиться с тем, что с планом трудности, но только на моем участке. А по промыслу в целом есть даже надежда перевыполнить,
– Вне всякого сомнения.
А этот-то что лезет в наши дела?! Может, стал каким-нибудь начальником в министерстве? Во всяком случае, чувствуется, что вся эта история с экспериментом имеет к нему прямое отношение...
– Пойми, сыночек, - мать говорила, как всегда, твердо, с сознанием правильности и необходимости всего, что делает, но в глазах ее серебрились слезы, - мы с тобой вдвоем, а их пятеро - целая семья... Он твой друг и очень болен. Сырость может убить его.. А нам с тобой одной комнаты вполне хватит.
В это время два грузчика и его отец (он все еще был в военной форме) перетаскивали вещи - наверх, на второй этаж, свои, а вниз, на первый, все то, что осталось с тех счастливых, по словам матери, времен, когда еще был жив отец и мы жили (все вместе) весело и беззаботно.
Машинку и круглый столик из 'красного дерева, за которым ночи напролет печатала, мать перетащила сама, боялась кому-нибудь доверить: и машинка "ундервуд", и треснутый в нескольких местах столик дышали на ладан.
Пианино "Мюльбах" с бронзовыми подсвечниками и модератором из слоновой' кости осталось наверху. (За определенную сумму, конечно; разница в метраже и этажности тоже, наверное, оплачена: отец его был порядочным человеком. Как, впрочем, и он сам, Друг. Чего-чего, а порядочности ему не занимать...)
– Понимаешь, это результат моих исследований, - произносит он доверительно, как бы подчеркивая, что не боится признаться в собственной заинтересованности.
– Мне удалось доказать, что при разработке нефтяных месторождений компрессорным способом, оптимальнее, ну, в смысле целесообразнее (это он, чтобы доступней было), не пускать все скважины в полную силу, как это обычно делается, а, наоборот, значительно снизить на некоторых дебит... И тогда суммарное количество нефти от всех скважин вырастет...
Ну, это он уже загнул! И хоть нет никакой охоты вести с ним разговоры на эту тему - какое бедному Крошке дело до его диссертации!
– трудно не выразить своего сомнения.
В ответ сразу же следуют заверения, что как-нибудь потом, попозже, мне все подробно объяснят, а сейчас важно другое. Сейчас необходимо решить: согласен ли я им помочь или нет?
Уточняю, кому это "им"?
– Ну, мне... науке... нефтяной промышленности, это уж как тебе угодно... Если удастся доказать то, что я предлагаю, то по стране в целом можно получить значительный прирост нефти при довольно большой экономии средств и энергии.