Парковая зона
Шрифт:
Солдаты поначалу даже не знали, куда себя деть, и организованной кучей сгрудились возле своего старшины в дальнем углу, пока организатор вечера, молодой немец в русской косоворотке, гостеприимным жестом не позвал всех на второй этаж в кинозал.
Официальная часть, как всегда, была длинной и скучной. Сначала говорил немец, переводчик переводил его на русский, и девочки в зале хлопали в ладошки. Затем говорил замполит части, и переводчик переводил его на немецкий – тогда хлопали солдаты.
Потом крутили кино – «Броненосец Потемкин».
Иван все это
Старшина, замполит и командир сразу юркнули с немцем за сцену.
Командир части, оглянувшись, еще успел погрозить пальцем солдатам, мол, я вас знаю, чтобы ни-ни, тихо было!
Купив в буфете по пачке дешевых сигарет «Казино» (не курить же здесь солдатскую махру!), Иван с Витей Мослом, усевшись за столик, покуривали, обсуждая, что им здесь делать дальше. Пятнадцать марок, полученных накануне, жгли карман – небольшие деньги, но на них можно было хорошо выпить, и Метелкин с бывшим рыбаком-помором решили заказать себе по паре «дупельков» – так, для разминки.
«Дупелек» – это двойная порция, налитая в один стаканчик, тот самый наперсток.
От «дупелька» немцу хорошо, а русскому – как слону дробина.
Буфетчик, или бармен по-ихнему, удивленно округлял глаза, наливая сразу двойные порции:
– О, Зовьет зольдат! Гуд! Гуд! Руссиш культуриш!
– Ну, а хуйлиш! – смеются они с другом, опрокидывая «дупельки» и затягиваясь сушеной соломой «Казино».
Отцов-командиров не видно. Они тоже где-то рядом «культуриш» делают.
Дурной пример заразителен.
Глядя на товарищей, к стойке потянулись и другие. Даже Усан – и тот не устоял, забыв предписание Корана, и быстро, один за другим, опустил в себя те же «дупельки».
Усан, оправдываясь, позже говорил, что Коран запрещает пить вино, а о водке там ничего не сказано.
Ребята, у кого кончились марки, потянулись вниз, где уже гремела музыка и разогревались немецкие девочки.
Ивану с Витей спешить было некуда – Витю уже разжаловали, а Метелкина разжаловать невозможно. За всю свою службу он не заработал даже лычек ефрейтора.
Пока оставались деньги, они сидели за столиком.
Один, да и другой «дупелёк» на русских «профессионалов» не подействовали, пришлось повторять еще и еще раз.
Теперь стало не то чтобы хорошо, но уже – как раз, и друзья по широкой чугунной со спящими львами лестнице спустились вниз – себя показать и на других посмотреть.
Где-то рядом, по ту сторону берлинской стены, в американской зоне, несколько лет назад служил солдатом король рока, гениальный Элвис, и сюда уже проникла «тлетворная зараза буржуазного Запада».
Немецкие девочки-школьницы такое выделывали под саксофон и гитару, что если бы в Союзе кто-то позволил себе подобное, наверняка попал бы в ближайшее отделение милиции за хулиганские действия. Пятнадцать суток ему гарантированы.
Советские солдаты такое выделывать были неспособны, да
Два друга были еще не в той степени опьянения, чтобы, облапив порхающую бабочку, душить ее в объятьях, и ребята решили «накатить» еще по одному «дупельку», а уж потом в своих говнодавах из толстой яловой кожи, кованых железом, подергаться под чужую непривычную музыку с какой-нибудь немчуркой.
Под гармошку можно и так обойтись, а под этот громыхающий, как состав по рельсам, рок, да еще по чудному приседать и вихляться… Нет, надо определенно «накатить»!
Они с Витей уже направились к лестнице, как вдруг Ивана кто-то тихо потянул за рукав. Иван недовольно оглянулся.
Перед ним, расцветая улыбкой, стояла та девочка из окна, что напротив санчасти, та самая Кристина, с которой Иван так увлеченно играл в солнечные зайчики.
Теперь она выглядела совсем как девушка Гретхен, в национальной клетчатой юбочке и ослепительно белой блузке. На шее у нее, на манер советских пионеров, был повязан галстук, но только голубого цвета.
Друг Ивана Метелкина – помор, механик-водитель ракетной установки, разжалованный в рядовые сержант Витя Мосол – так и застыл с недоумением на своем рябоватом лице архангельского мужика.
Вот будет в казарме разговоров! Вроде и морда, как сапог, а, поди ж ты, немчуре понравился! В особый отдел надо настучать, вот так – тук-тук!
Но на Витю такой поклёп возводить не надо. Не стучал Витя Мосол на Ивана. Точно не стучал.
Кристина потянула растерявшегося солдата за рукав под лестничный пролет, в полумрак, где их никто не увидит. «Ком, ком!» – говорит, иди, мол, чего упираешься?
Метелкин с опаской оглянулся. Витя, пьяно разведя руками, сразу же подался к буфету налаживать «фройндшафт» с барменом. Другим до Ивана не было никакого дела.
Потихоньку-полегоньку, бочком-бочком, его сослуживцы, поднабравшись в буфете смелости, уже неуклюже топтали дубовый паркет в бывшей гостиной какого-то барона пудовыми сапогами. Получалось – «Дойч-руссиш-культуриш». Гибрид «Семеновны» с «рок-н-роллом».
Иван к танцам, ввиду своей неловкости и мешковатости, относился, как к глупым и недостойным настоящего мужчины занятиям. И теперь, конечно, был рад, что не придется отдавливать своей неожиданной знакомой маленьких ножек, упакованных в белые туфельки.
Кристина потянула солдата за руку, и тот с готовностью нырнул в гулкое пространство под лестницей, откуда сквозь витиеватый орнамент чугунной решетки хорошо просматривался зал, и в случае прихода отцов-командиров с командой «Туши свет и выходи строиться!» Иван Метелкин будет наизготовку.
Вот теперь он по-настоящему пожалел о своей нерадивости в изучении иностранного языка, а ведь в его сельской школе как раз и преподавали немецкий.
Из всего словарного запаса Иван наскреб только три слова: «Их либе дих», но в такой ситуации сказать «Я люблю тебя» – несерьезно как-то. Ну, повстречались бы несколько вечеров подряд, походили бы, держась за руки, по городу, повздыхали бы у калитки…