Парламентер
Шрифт:
Дома меня прямо с порога оглушил слабый запах Галины. Я снова не мог ни на миг забыть о ней. Оставленное ею гнездо было пустым и стылым, и я не мог заполнить его собой. Я мог позвонить своему бывшему другу и снова увидеть ее, услышать ее голос, но я не делал этого. Тем не менее, я пришел в себя после депрессии, стал встречаться с забытыми приятелями и собирался вернуться на прежнюю работу, как только перестану интересовать следователей. "Селену" я поставил в ремонт на орбитальную верфь и сдал документы для оформления лицензии на каботажные пассажирские перевозки. Теперь я не мог находиться дома и большую часть времени проводил на улице. Даже ночевать старался где угодно, только не дома. Я даже нанял двух домработниц для генеральной уборки своей берлоги, чтобы уничтожить запах
Я очень хотел поговорить с Марией. Я сильно опасался, что она умрет, так и не разобравшись во всем до конца, не простив меня. Или просто умрет. Каждый день я приходил в больницу, и моя настойчивость не пропала даром. Главврач удостоил меня чести беседой, которая меня только расстроила. Он не пустил меня к ней, я ее так и не увидел.
После беседы с главврачом я вернулся домой, выбрал кое-какие инструменты и снова отправился в медицинский комплекс. Море зелени обнимало белые округлые строения комплекса, прятало в тенистой глубине упругие пластиковые тропинки и резные скамеечки. Под шатром деревьев было свежо, безлюдно и тихо. Корпус, в котором находилась Мария, ничем особенным не отличался от остальных зданий комплекса. Я обошел здание с торца, перелез через металлическую ограду во дворик и спрятался за деревьями на случай возможных встреч с медперсоналом. Потом вычислил нужное окно и полез по стене больницы, цепляясь за выступы, сделанные ради украшения здания. После долгого ничегонеделанья моя физическая подготовка оставляла желать лучшего, но пока я справлялся. Нужная палата находилась на третьем этаже. Я осторожно заглянул в окно и увидел Марию, парящую в гравиложе в прозрачной капсуле, и узнал я ее только по пряди огненных волос, выбившейся из-под мягкого колпака с проводами. Рядом с гравиложем стояла медсестра или врач, проверяла показания приборов. Через пару минут медсестра ушла. Кроме Марии, в палате больше никого не было. Я оглядел сверху пустой больничный дворик, вскрыл окно припасенными инструментами и перелез через подоконник, бездумно нарушая больничную стерильность палаты. В нос ударил запах медикаментов, смешанный с ионизированным воздухом.
Сначала она показалась мне мертвой. От ее гравиложа и от колпака к сложной аппаратуре тянулись провода и тонкие шланги. Нижнюю половину ее лицо скрывала маска. Жизнь Марии поддерживали искусственное дыхание и искусственное кровообращение. Главврач и не думал меня обманывать: девушка и в самом деле казалась безнадежной. От острой, щемящей жалости мне перехватило горло. Я подошел к гравикойке и склонился над девушкой. Скорбно прикрытые фиолетовые веки оставались неподвижными.
— Мария, — прошептал я.
Я вовсе не ждал, что она оживет, но она ожила. Глаза, густо обрамленные темно-рыжими ресницами, открылись, блуждающий взгляд остановился на мне. Внезапно Мария рванулась ко мне всем телом, обрывая провода и шланги. Колпак и маска слетели с нее и остались в гравиложе. Мгновение назад казавшаяся мертвой Мария взмахом руки открыла капсулу. Я не успел отшатнуться. Судорожно глотнув воздух, Мария обхватила мне шею, приникла ко мне, и ее тело полностью погрузилось в мое. Испуганный, изумленный, ничего не понимающий, я отпрыгнул от пустой гравикойки. Из шлангов вытекала красная жидкость. Я затравленно огляделся, но в палате, кроме меня, больше никого не было. Мария исчезла. Попискивание приборов превратилось в монотонный писк, а за дверью палаты негромко загудела сигнализация. Я услышал топот множества бегущих ног и кинулся в окно. Первым забежали два охранника, но я успел вылезти наружу. Я спустился вниз с завидной скоростью, и только на земле почувствовал прибавку в весе килограммов на пятьдесят, а то и больше. Я разбил себе ладони и локти. Удивляться было некогда.
— Стоять! — проревели в окно охранники.
Через ограду я не полез, слишком отяжелел, вместо этого побежал прямо в корпус больницы с черного хода. Часть охраны парламентера умчалась ловить меня, мимо остальных я прошел спокойным шагом. Они даже поздоровались со мной. Им еще не успели передать мои приметы. Ускоренным аллюром я пересек небольшое пространство под деревьями от корпуса Марии до решетчатых ворот
Голодный, выбитый из колеи, с истертыми ногами, я устроился на ночлег прямо в траве на окраине сельского пастбища. Надо мной мерцали звезды, непривычно бледные после путешествий по Галактике. Я лежал на спине и оцепенело смотрел, как по небу то и дело чиркали спутники. Почти на головой неподвижно зависла белая метелка далекой кометы. Совсем близко шелестела автострада. Как я и ожидал, меня объявили в розыск. Наверняка поднялась невообразимая шумиха. Приходилось постоянно бороться с подступающей паникой. Я не имел ни малейшего представления, что я скажу парням из УГБ или из УБОПа. Мало того, у меня имелись реальные шансы угодить в дом для умалишенных. Я пробирался к своему другу, живущему далеко за городом в собственном особняке. К тому самому Ваське Колобку, которого обидел в порту полгода назад. Я знал — старый друг меня примет. Завтра после полудня я планировал до него добраться. Звонко стрекотали ночные насекомые, и их стрекот убаюкивал. А я не мог уснуть от усталости, от боли в теле, от постоянных стрессов. То и дело мое тело словно бы куда-то проваливалось, конечности немели, от внезапного испуга я мгновенно приходил в себя и снова видел комету на земном звездном небе. За последние месяцы я здорово потерял форму. Кроме того, сильно утомлял загадочным образом увеличенный вес собственного тела. Я устал ломать голову над этим феноменом. Я не понимал, куда исчезла Мария, и не знал, что со мной сделают за ее исчезновение.
Чей-то силуэт заслонил звезды.
— Вот он, — произнес этот кто-то. — Проснись, Табунов.
Последняя фраза прозвучала насмешливо. Все-таки меня выследили. Я дернулся, но незнакомец навалился на меня, рывком поднял на ноги и куда-то поволок. Я вырывался, но противник оказался тяжелым и жилистым, как дикий хищник. Второй даже не пытался помочь товарищу. Меня заволокли в большой флаер, который сразу взлетел. Пилот не слишком заботился об удобстве пассажиров, однако привыкшие к перегрузкам пассажиры, как и я, особых неудобств и не испытывали.
Теперь я видел двух ментов в штатском, взявших меня на пастбище. Они оба нависли надо мной, как два карающих меча. Я сжался от страха.
— Отбегался, приятель, — сказал мне здоровенный парень. Оказывать сопротивление такой детине было необязательно.
— Куда ты Поморову дел? — холодно осведомился второй — пожилой, угрюмый, буравящий меня маленькими глазами-сверлами.
— Что с ним цацкаться? Давай я съезжу ему по зубам, и дело с концом, — предложил молодой верзила.
— А чем он говорить будет, если ты ему зубы выстеклишь? — хмыкнул угрюмый.
— Так и быть, я оставлю ему один зуб.
— Вы не имеете права меня избивать, — заявил я, едва ворочая стиснутыми страхом челюстями. — Я подам жалобу в прокуратуру.
— Тебя в прокуратуре сильно не хватает, — заметил угрюмый. — Радуйся, дурень, что ты к нам попал, а не туда.
Я сообразил, что это не милиция и испугался еще больше.
— Кто вы такие? — спросил я.
— Мы из банды Власова, — не слишком дружелюбно сказал верзила. — Мы из экипажа, который доставил сюда материал. Церемониться мы не любим, имей в виду. Слушай, дядь Вов, давай я ему шею скручу.
— На кой ляг я вам понадобился?
— Нам нужен наш человек, а не ты. Ты — последний, кто ее видел, — ответил угрюмый.
— Мы за нее кому хочешь голову оторвем, — сообщил верзила. — Да что с ним церемониться?
— Куда ты ее спрятал? — наседал угрюмый.
— Кулаки видел? Глаза на попу натяну и моргать заставлю! — рычал верзила.
— Погоди ты, лезешь со своими кулаками, — прикрикнул на него угрюмый и сказал мне:
— Мы отпустим тебя, как только получим нашего парламентера.