Парниковый эффект

Дудинцев Олег

– Представляете, эта скотина уже на свободе, а похищенное так людям и не вернул! Божится, что нет у него никаких денег! – разгорячился в конце своего рассказа Близнюк.

– Вот мы и хотим ваш вирус на нем испробовать, может, признается все-таки. А мы за этим отсюда понаблюдаем, – вмешался в разговор Мухин.

«Какая там к чертям конспирация, сами заразиться боятся», – дошло, наконец, до Ланцова, и первым его желанием было уличить их во лжи, а затем отказаться, но представив обрадованную этим физиономию Голубкова, переборол себя и смолчал.

Укрывшиеся за зеркалом опера, почувствовав его колебания, тут же взялись за его психологическую обработку:

воззвали к его совести, патриотизму и состраданию к людям, вспомнив подаренную им дачу, и Ланцов, чувствуя всю наигранность и фальшивость их слов, не в силах был отказать в помощи обманутым Голубковым людям, а потому все-таки дал согласие, но при условии, что самого его оградят от слежки и внешних угроз.

После его рассказа о детективах из «Глухаря», обнаруженных микрофонах и соседе по дому Зотове за зеркалом на какое-то время притихли, а после внушительной паузы пообещали ему разобраться с этой проблемой, но позже, на что Василий Васильевич резонно заметил, что дорога ложка к обеду, а позже они о своем обещании и позабыть могут.

Пришлось Близнюку выяснять через дежурного телефоны агентства «Глухарь» и прекрасно на самом деле известного им предпринимателя Зотова – одного из спонсоров УВД, а затем в резкой форме громко, чтоб слышал Василий Васильевич, по очереди стращать их статьями уголовного кодекса и грозить недоделанным «глухарям» лишить их лицензии и всех пересажать за незаконное применение ими спецтехники.

– Они вас теперь за версту обходить будут, – завершив свой громогласный разнос, объявил он Ланцову, и тот, повеселев от услышанного, готов был теперь приступить к работе, уточнив только в каком качестве.

– Правозащитником ему назовитесь, – предложил, немного подумав, Близнюк, после чего минут через пять в кабинет ввели Голубкова, известного всей стране по кадрам телевизионной рекламы и криминальной хроники. «Мы сидим, а денежки капают», – вспомнился Василию Васильевичу рекламный слоган «партнеров», обладавший поразительной гипнотической силой и вскруживший головы миллионам стремившихся быстро обогатиться, но неискушенным в финансовых капиталистических тонкостях гражданам.

Мошенник развязной походкой уверенно подошел к столу, сел напротив Ланцова и протянул ему руку, и тот с большой неохотой и исключительно в интересах дела пожал ее, после чего представился Голубкову и завел с ним душещипательную беседу на правозащитные темы, продолжавшуюся более часа, но не принесшую каких-либо существенных дивидендов.

Все это время Леня, умело выжимая из себя слезу, клялся в отсутствии у него денег, обещал ударным трудом погасить потерпевшим их судебные иски и жаловался на нарушения его человеческих прав, маленькую пенсию матери и беспредел правоохранителей, прося у правозащитника помощи, и как ни старался Василий Васильевич пробудить в нем какие-то зачатки совести, из этого ничего не вышло. Сыщикам все это, в конце концов, надоело, и Близнюк из-за зеркала громко скомандовал:

– Голубков, на выход!

В глазах у Лени мелькнула усмешка, и, поднявшись из-за стола и похлопав правозащитника по плечу, он с нескрываемой издевкой посоветовал ему пользоваться услугами государственного «Сбербанка», после чего вышел из кабинета, где его дожидался Баринов.

– Боюсь, что зря это все. Не на каждого этот вирус действует, – словно, как извиняясь за свою неудачу, объяснил Ланцов операм и стал одеваться.

– Таких только дыба проймет или могила исправит, – согласился с этим Близнюк, явно разочарованный результатом эксперимента, после

чего поблагодарил Василия Васильевича за помощь и выразил уверенность, что их последующее сотрудничество будет более плодотворным.

Добравшись до дома на полицейской машине, он пришел к ожидавшему его с нетерпением Разумовскому и поведал ему о перенасыщенных драматизмом событиях дня, вызвавших у профессора противоречивые чувства.

Несмотря на обещания главковских оперов, страх его перед Зотовым никуда не исчез, да и осведомленность о болезни Василия Васильевича уголовного розыска тоже не радовала, но вместе с тем нежданно-негаданно появилась надежда залатать финансовую прореху в семейном бюджете.

Дело в том, что и сам он в конце девяностых был цинично обманут «партнерами» Голубкова, «кинувшими» их с женой на приличную сумму. С деньгами, естественно, они давным-давно уже распрощались, приобретя взамен им бесценный жизненный опыт, и тут вдруг благодаря болезни соседа стал осязаемой реальностью возврат своих сбережений. И хотя во избежание разочарований Ланцов призвал его трезво смотреть на вещи, напомнив об избирательном действии вируса, Разумовский слышать этого не желал и твердо верил в конечный успех.

Вернувшись домой, Василий Васильевич достал первым делом из шкафа пиджак от костюма и снял с него спрятанный под лацканом крошечный микрофон, но тут же сзади под воротом обнаружил еще один, со злостью сорвал его и задался вопросом: «А этот-то кто еще прицепил?»

Обматывая изолентой «жучки» и думая о треволнениях прошедшего дня на этом, судя по всему, не закончившихся, он осознал вдруг, что жизнь по совести без вранья – это, оказывается, не только внутренняя свобода, радость и душевное наслаждение, но и тяжелый изнурительный труд, требующий огромного мужества и терпения. Это открытие не на шутку его встревожило и породило сомнения в собственных силах, и от пугающих этих мыслей у него, как и в прежние времена, подскочило давление, и он, глотнув морозного воздуха через открытую форточку, зашвырнул злополучные микрофоны в снег.

Глава 7

С приближением международного женского праздника небеса все же сжалились над измученными за зиму горожанами и коммунальными службами, и погода стала налаживаться, вернув людям утраченную ими было веру в более теплое и светлое будущее. Опостылевшие всем до чертиков морозы и снегопады, словно по мановению чьей-то невидимой руки прекратились, сквозь поредевшие облака стало выглядывать иногда солнце, зажурчали под ногами ручьи, а в воздухе запахло долгожданной весной, что повысило в торговых сетях спрос на резиновую непромокаемую обувь, но это было уже шагом вперед.

Приход весны, впрочем, не принес Нине Петровне, как в прежние годы, особой радости – скорее наоборот. Лишенная привычных хлопот, связанных с предстоящим дачным сезоном, она чувствовала себя обездоленной и за несколько дней до предстоящего праздника вручила мужу повестку в суд.

Утрата любимой фазенды и идиотские его выходки окончательно убедили ее в необходимости срочного расторжения брака, в чем ее поддержал старший сын Игорь. Вадик же в свою очередь пытался отговорить мать от этого шага и, поддавшись эмоциям, как-то обмолвился о предполагаемой болезни отца, что только ускорило окончательную развязку. Расписавшись в своем в этом вопросе бессилии и забросив работу над диссертацией, он с головой погрузился в поиски злополучного вируса, в одночасье разрушившего родительскую семью и их отношения с братом, рассчитывая на быстрый научный успех.