Пароль «Dum spiro…»
Шрифт:
Я уже знал из донесения Грозы, что на базе отряда работает радист Мак — наш разведчик.
Мы познакомились с ним в первое же утро. Мак — Иван Рудницкий — забрался со своей рацией на самую вершину горы. Его охраняли автоматчики Тадека. Застал я его за работой. Он развернул рацию и упорно выстукивал позывные. Я представился, сказав о себе то, что считал возможным, и попросил передать Центру от моего имени срочную радиограмму:
«16 сентября во время работы немцами арестована Комар. Комар, рация, хозяева квартиры находятся в гестапо.
23 сентября в отряд пришел Алексей. Он принес информацию о воинских перевозках через Краковский узел, некоторые данные о гарнизоне, передал привет от Михала.
Надо было восстановить регулярную связь с Центром, поэтому я дал Алексею полторы тысячи злотых на приобретение радиобатарей, рассчитывая, что можно будет временно пользоваться рацией Мака. Просил немедленно прислать Грушу в отряд.
Двадцать четвертого Алексей отправился в Краков. В этот же день я получил через связного записку от Калиновского:
«Тов. капитан!
Мои бойцы кое-что сообщили о вашем положении. Если вы нуждаетесь в помощи, прошу зайти ко мне. Постарайтесь это сделать не позже 25.IX. 26-го передислоцируюсь.
С наступлением сумерек отправился к Калиновскому. Ночь была темной. В горах, в лесу стоял густой туман. Шли буквально наощупь, только безукоризненное знание местности проводниками выручило нас. В полночь подошли к железной дороге, надо было пройти мост через реку Скаву. Мы не знали, охраняют ли его гитлеровцы. Пятьдесят — семьдесят метров проползли по-пластунски. Охраны не было. Поднявшись во весь рост, быстро перешли мост. И вдруг резкий гортанный крик: «Хальт! Хальт!» Автоматная очередь. Пришлось залечь. Трассирующие пули огненными пунктирами прошили небо. Лежали молча. Не хотелось подымать шум на основной партизанской магистрали.
Снова тишина. Мы углубились в лес. С рассветом подошли к месту дислокации отряда Калиновского. Это был временный лагерь. Мы не заметили здесь ни привычных партизанских землянок, ни бункеров. Бойцы Калиновского жили в палатках, сделанных из парашютов. Их «цыганские» шатры походили на грибы-великаны.
Как старых знакомых встретили нас Николай и другие бойцы, сопровождавшие меня к Тадеку.
Познакомился с Калиновским. Примерно моих лет, а может, на два-три года старше. Лицо волевое, энергичное. Взгляд цепкий, внимательный, всепримечающий.
— О беде вашей наслышан. Времени у нас в обрез, так что выкладывайте прямо, в чем нуждаетесь. Подбросим. Чем богаты, тем и рады.
Калиновский оказался не так богат, как щедр. Передал нам два десятка гранат, два ящика с патронами, ящик с тушенкой, не то двадцать, не то тридцать пачек папирос. Выделил комплект радиобатарей. Мне на прощание подарил пистолет.
Пока шли деловые разговоры двух командиров,
В командирской палатке аппетитно запахло дымящейся бульбой, грибным супом.
— Надо бы за нашу встречу, — улыбнулся Калиновский, — выпить, да уж извини, капитан, у нас сухой закон. Встретимся после войны. Вот тогда наверстаем…
Вокруг имени Калиновского вились самые противоречивые слухи. Помню профашистские газетки, где подробно описывался «полный разгром банды Калиновского». Не раз и не два с торжеством сообщалось из «достоверных» источников об очередной его гибели.
Мы знали цену и этим сообщениям, и «достоверным» источникам, но кто был в те годы застрахован от вражеской пули? И как мы радовались, когда после очередных «достоверных» сообщений о «гибели Калиновского» летели в воздух мосты, эшелоны, и снова угадывался в смелом, неожиданном налете почерк его отряда.
В последний раз Калиновский таким образом подал свой голос в канун нового, 1945 года. Взлетел 135-метровый мост через горную, стремительную Скаву, по которому в сутки проходили десятки вражеских эшелонов. Диверсионные группы — и наши и польские — давно зарились на этот объект. Да орешек оказался крепким. Мост усиленно охранялся. Эхо дерзкой, удивительно удачной операции докатилось до нас, обрадовало. А потом снова появились слухи о гибели Калиновского.
В шестьдесят четвертом, когда мы (Ольга, Гроза и автор этих строк) впервые после войны оказались в Кракове, нас часто спрашивали, известно ли нам что-нибудь о знаменитом Калиновском. О нем в Польше писали, рассказывали как о национальном герое, но считали погибшим.
Мы, увы, тоже ничем не могли помочь польским друзьям.
Много лет и я ничего не знал о судьбе этого человека. Однажды раскрываю «Известия» от 31 октября 1970 года. Внимание привлекло заглавие статьи «Мосты Николая Казина». Читаю:
«Семеро приземлились в районе Кракова, в местных предгорьях Малых Бескид…» Это было 27 июля 1944 года.
В опаснейших диверсионных операциях отличился бывший балтийский моряк Николай Ильичев, узник Освенцима. Руководителем одной из групп был назначен русоволосый бородач младший лейтенант Николай, тоже бежавший из Освенцима».
Может, один из двух Николаев и был моим проводником в Бескиды?
И дальше:
«Кто вы, Калиновский?»
Так двадцать шесть лет спустя мы снова встретились.
Калиновским оказался… Николай Алексеевич Казин, сын рабочего, бывший шахтер, затем юрист.
В Польше его имя, подвиги обрастали новыми легендами, а он все эти годы жил в родном городе Кадиевке на Украине, строил, реконструировал угольные шахты.
О том, что его ищут (нашу группу после войны тоже долго разыскивали польские друзья), он сам узнал совершенно случайно из польской газеты «Жолнеж вольносьци» («Солдат свободы»).
Я написал Николаю Алексеевичу, напомнил ему о нашей встрече. Вскоре из Кадиевки пришел ответ.