Пароль «Dum spiro…»
Шрифт:
«Боевую группу для разведданных использовать можно и нужно, но учтите, что добывать данные о противнике главным образом вы должны агентурным путем. Будьте осторожны. Подробно доложите о летчиках.
Мы послали в Центр данные о летчиках. Вскоре Павлов сообщил: все показания Близнякова и летчиков подтверждаются.
В последующие дни я познакомился с остальными бойцами группы Близнякова.
…«Голос» стал интернациональным: русские,
Собрав бойцов, я зачитал приказ об их зачислении в боевую разведдиверсионную группу.
С первых дней Ольга, Груша, ребята из группы Павлика подружились с новичками. Митя-Цыган и Евсей Близняков были отличными подрывниками, мастерами диверсий. Абдулла-Саша вскоре покорил всех своими кулинарными способностями и стал шефом кухни.
Так мы превратились в своеобразный гибрид — боевую единицу агентурно-разведывательного и диверсионного характера.
Нас было четверо, стало двадцать шесть. Двадцать шесть очень разных по характеру, но связанных одной целью, одной задачей: бить врага. За муки, перенесенные в лагерях смерти, за сожженные города и села, за миллионы замученных советских людей.
Самолета с грузом все еще не было.
27 октября Евсей, Митя-Цыган, Абдулла-Саша, Белый ушли на задание: раздобыть продовольствие, а заодно потревожить фашистов в селе Пцим.
В 23.00 Ольга включила Москву, послушали последние известия. Я проверил посты. Здесь, в лесу, в Горной долине, было тихо.
Туман висел плотной, непроглядной стеной. Горы, селения гуралей слились с темнотой, растворились в ней. Но в полночь туман начал редеть и вскоре совсем рассеялся. Передо мной открылась сказочная панорама. Вдали в лунном сиянии сверкала серебристыми зубцами длинная цепь хребтов. Напряженно вслушиваюсь в ночь — ни звука.
Прилетит или не прилетит?
Молчит безоблачное небо. Молчат зеленые звезды.
Удивительная ночь. Удивительная тишина. Совсем мирная.
Я знал, как она обманчива, готовая взорваться автоматной очередью, гранатой, коротким вскриком. Но в ту ночь чувство близкой, непосредственной опасности как-то отодвинулось. Спать не хотелось. И все же как-то незаметно задремал. Отчетливо увидел перед собою мать. Она умерла, когда мне было четырнадцать лет. Родное лицо то приближалось ко мне, то уплывало, чем-то встревоженное.
«Трудно тебе, сынку», — услышал я грудной певучий голос и проснулся от протяжного гула. Совсем низко над нами кружил самолет. По звуку определил: «Дуглас». С охапкой сена выскочил из землянки. Поднялись хлопцы. Зажгли факелы. Со всех сторон тащили сено, солому, дрова. В одно мгновение вспыхнули три больших костра. А в горах снова густой, плотный туман. Удивительно, что самолет прилетел в такую погоду без предупреждения.
«Дуглас» сделал четыре-шесть кругов. Мы так и не увидели самолет. Ни единого парашюта никто не засек в воздухе. Сделав последний, по-видимому прощальный круг, самолет ушел на восток. Мы потушили костры.
Разделил бойцов на
— Товарищ капитан, мешок с грузом найден, цел и находится в ста — ста пятидесяти метрах от лагеря.
Ожили, повеселели наши девчата. Помогли втащить в дом первый мешок. Через полчаса все мешки были найдены. В них оказалось то, в чем мы и наши польские друзья больше всего нуждались. Новая рация, радиопитание, автоматы, пистолеты, патроны, тол и продукты: сахар, сало, консервы, шоколад, печенье и т. д.
А к рассвету вернулись хлопцы Близнякова. Задание выполнили. Не обошлось, однако, без ЧП. С обрыва свалилась повозка. Ранило Митю-Цыгана. Его основательно помяло. Он не мог держаться на ногах, стонал. Требовалось срочное вмешательство врача.
— Товарищ капитан, — заторопился Близняков, словно боялся, что я откажу ему в этой просьбе. — Разрешите, сбегаю к нашим соседям-полякам. Одна нога здесь, другая там. Есть у меня там знакомый доктор — Ян Новак.
ЯН НОВАК
Настоящим подтверждаю, что гр. Новак Ян (кличка — Хентный) работал доктором в польском партизанском отряде Гардого.
Вылечил двух тяжело раненных бойцов моей группы и оказывал медицинскую помощь всем нуждающимся бойцам.
В связи с освобождением территории, где действовал партизанский отряд, доктор Новак со своей женой отправлен на место своего жительства в город Домброва-Гурнича.
Подпись капитана Михайлова свидетельствует начальник РО штаба 38-й армии полковник Чернов».
Он пришел к нам из отряда Гардого, как только узнал от Евсея о ранении Митьки. Партизанскому доктору было под тридцать, но он оставался Янеком, вечным студентом. В отряде Гардого его так и называли: пан студент-доктор.
Война застала нашего Яна на третьем курсе медицинского факультета Варшавского университета. С приходом гитлеровцев Новаку пришлось возвратиться на родину — в шахтерский городок Домброва-Гурнича без диплома, так и не оправдав надежды матери. Сама неграмотная, она и во сне и наяву видела сына дипломированным, настоящим доктором.
Но шла война. Увеличилось число больных, убавилось медиков. И местный врач назначил Новака своим помощником по хирургии. Людям пришелся ко двору «пан студент-доктор»: рука легкая, язык, как бритва, брал за визиты самую малость. С лета 1943 года Ян стал пропадать на два-три дня. Появлялся в родительском доме (отец работал электромехаником) так же внезапно, как и исчезал. Мать потихоньку плакала, отец ни о чем не расспрашивал, но, видно, догадывался.
Однажды, когда Янек снова было собрался в лес, отец молча сунул в саквояж сына кусок сала: им там нужнее.