Пароль капитана Клоса (сборник)
Шрифт:
— Опасные воспоминания, — усмехнулся Бруннер.
«Как долго, — подумал Брох, — такие люди, как этот гестаповец, держащий в зубах сигару, надутый, как индюк, поскольку он знает, что за ним стоит мощный аппарат террора, как долго такие будут править Германией? Это все из-за них: невзгоды, горечь поражения, миллионы невинных жертв. Сумеет ли Германия подняться после войны?»
— Те, которые не нюхали пороху, — ответил он язвительно, — еще пытаются говорить об опасности. Шнейдер и я — старые фронтовые офицеры, нам не раз угрожала смерть. Мы знаем, что такое опасность… У вас есть еще какие-нибудь вопросы ко
— Шнейдер был в этом городе еще в сорок первом году. Вспоминал ли он об этом? — Бруннер сверлил острым взглядом Броха.
— Не понимаю, к чему вы клоните. Если в чем-то подозреваете Шнейдера, то говорите прямо…
— Это пока все. Благодарю вас, господин майор. — Слово «пока» он произнес с ударением. Брох не должен быть слишком уверенным в себе. — До встречи, — протянул ему руку гестаповец.
— Хайль Гитлер! — ответил Брох, подняв правую руку в гитлеровском салюте, как бы не заметив протянутой ему Бруннером руки. Он резко повернулся и направился к двери, делая вид, что не заметил и усмешки, появившейся на лице Бруннера.
После ухода Броха штурмбаннфюрер о чем-то задумался. До прихода Шнейдера оставалось еще четверть часа. Затянулся ароматным дымом сигары и с удовольствием смотрел на пепел, который не падал. Только в добротных сигарах пепел держится до конца. Бруннер любил хорошие гаванские сигары и курил только такие. Он поднял трубку и, набрав какой-то номер, попросил соединить его с капитаном Клосом. «Это будет неплохой сюрприз», — подумал он, ожидая, пока на другом конце провода кто-нибудь возьмет трубку. Наконец услышал голос Клоса.
— Извини, Ганс, что беспокою в праздничный день, но ты же знаешь, что в нашей службе нет праздников. Прежде всего, хотел бы тебя поздравить со званием капитана, забыл вчера это сделать, много выпил. Надеюсь, ты не обиделся за мое вчерашнее вторжение?.. Соскучился по тебе, дружище. Знаешь, просто жить не могу без тебя. Кстати, кое-что приготовил, что может заинтересовать тебя. Во время акции на железной дороге позавчерашней ночью схвачен партизан. Он у меня. Спрашиваешь, говорит ли? Будь спокоен: поет. Ты же знаешь, что я умею заставить петь даже тех, у кого вообще нет слуха и голоса. Прошу тебя, Ганс, заглянуть ко мне, когда будешь свободен. Прочитаешь показания, а может, захочешь сам допросить его? — Он положил трубку, посмотрел на часы. Шнейдер уже должен прийти.
«Сказала ли Эдит Ляуш о своих подозрениях Шнейдеру? — подумал Бруннер. — Если сказала, это может осложнить дело. Нужно подобрать что-нибудь компрометирующее Шнейдера. Правда, существует еще Клос, — размышлял штурмбаннфюрер, — однако неправдоподобно, чтобы Эдит доверилась ему. Кузина, давнишняя юношеская пылкая любовь. Сентиментальность! Чушь! Признание этого партизана должны убедить Клоса. Он очень заботится о своей карьере и не станет рисковать ради защиты какой-то кузины…»
Бруннер вспомнил о своем разговоре с Эдит. Он специально пошел к ней, должен был пойти. А может, там… была не эта девушка? Он видел ее только какую-то секунду, да и то в темноте. А если это все-таки она? Могла ли она через столько лет узнать его? И кто бы ей поверил, что тогда она видела и запомнила именно его?
Бруннер понимал, что должен действовать осторожно. Бывший гауляйтер занимает сейчас большой пост в Берлине. Следственные материалы об
Эдит Ляуш служила в этом городе в сороковом году, а в сорок первом уехала отсюда. Несмотря на вопросы Бруннера, она не могла вспомнить какого-либо инцидента, который произошел в то время в городе. Может, ей действительно ничего не известно о той страшной трагедии в доме гауляйтера, выявления которой так боялся Бруннер?
Однако вчера на новогоднем вечере у Клоса, когда он подошел с рюмкой в руке к Эдит, ему показалось, что она посмотрела на него как-то по-особому. Правда, сегодня она смотрела уже по-другому, вернее, делала все возможное, чтобы избежать его взгляда.
Она сказала, что познакомилась со Шнейдером еще раньше, когда в первый раз была в этом городе. «Нужно допросить Шнейдера, — подумал Бруннер. — От того, что скажет Шнейдер, будет зависеть дальнейшая судьба Эдит Ляуш и Ганса Клоса». Это показалось Бруннеру настолько забавным, что он даже рассмеялся, не сводя взгляда с тлеющей сигары, которая в эту минуту имела вид светло-серого, даже беловатого столбика пепла. Он перестал смеяться лишь тогда, когда снизу позвонил охранник и доложил, что прибыл капитан Шнейдер.
10
Клос решил пойти пешком. Правда, это был немалый отрезок пути, но он любил прогуливаться, если хотел поразмыслить, в чем-то убедиться, принять решение. Сегодня он должен обдумать и решить два важных дела.
Капитан был в настроении, чувствовал себя легко, спокойно. Ему было приятно, что под сапогами хрустит снег, что метель прекратилась и бледное январское солнце выглянуло из-за облаков. Все было бы хорошо, если бы не предчувствие непредвиденной опасности.
Даже звери и птицы выработали в себе инстинкт, предупреждающий об опасности, а он в течение этих четырех лет сумел ли создать в себе такую же систему предосторожности?
Он хотел бы не придавать особого значения предчувствиям и принять их за иррациональные, противоречащие его натуре, которая любит, чтобы все было просто и понятно. Однако опыт учит, что нельзя недооценивать даже едва уловимых сигналов об опасности.
Началось это вчера пополудни, после прихода Эдит. Он ждал ее и немного беспокоился, хотя для этого не было особых оснований. Все произошло так, как и должно было произойти. В тот вечер, ласково посмотрев на Ганса, Эдит спросила:
— Хочешь, я останусь у тебя?..
Потом оба долго молчали. Он смотрел на лежавшую рядом девушку, восхищался ее красотой и уже почти не думал о войне, о грозящей опасности. Он видел, что она нежна и доверчива, мечтал о том, чтобы ответить ей тем же, хотя понимал, что такое невозможно. Когда Эдит проснулась среди ночи и оба закурили, он неожиданно для себя начал декламировать стихи, которые хорошо помнил.
— Это Гейне, — сказала Эдит. — Ты знаешь стихи Гейне?
— А что? — поспешно, как будто схваченный на месте преступления, спросил Ганс. — Остались в памяти еще со школы, — сказал он и начал мысленно считать годы, чтобы убедиться, что настоящий Ганс Клос мог знать эти стихи со школьной скамьи. К счастью, все совпало. Ганс мог знать эти стихи, хотя Эдит это совсем не интересовало.