Пароль — «Прага»
Шрифт:
Утром после ночного перехода власовцы остановились на отдых в леске вблизи небольшого села. Тут еще никто не знал, куда девалась штабная колонна с начальством. Уже припекало солнце, а властей все не было. Обеспокоенные офицеры собрались отдельной группой и спорили: одни советовали послать в Пршибрам разведку, другие — ждать вестей от Трухина. Вскоре на шоссе появились штабные легковые машины. Но что это? В передней машине — советский офицер, а за ним — чехи. Власовцы настороженно выжидали.
Когда машина
— Арцибашев! Арцибашев, не горячись, — останавливали его другие.
Баранов заметил, как, будто по команде, власовцы заняли свои места возле машин, пушек, повозок. Все замерли в каком-то напряженном ожидании. Еще никогда в своей партизанской жизни не приходилось Михаилу выполнять такое ответственное и рискованное поручение. Он хорошо понимал, чем может окончиться эта встреча с головорезами, и сжал зубы, чтобы не показать волнения.
Офицеры окружили машину, но Баранов, делая вид, что не обращает внимания на суету вокруг взбешенного Арцибашева, неторопливо посмотрел вокруг и произнес:
— Командование Советской Армии предлагает вам добровольно сложить оружие. Отступать некуда. Наш штаб готов принять тех, кто выполнит этот приказ.
Офицеры переглянулись.
Михаил заложил руку за спину, еще больше выпрямился и подался вперед. В этот миг ему показалось, что он слышит удары собственного сердца. Все молчат.
— Ваш штаб во главе с генералом Трухиным, Боярским и Шаповаловым добровольно сложил оружие. Если вы не готовы принять решение сейчас, мы подождем час, — снова раздается спокойный голос Михаила.
Молчание.
— Война кончается, — сказал он как-то мягко.
И эти слова объясняли все: те, кто не верил в силы советского народа, проиграли войну. Они, даже с оружием в руках, бессильны оказать сопротивление победе, которая уже шагает по дорогам Европы.
Михаил умолк. Наступила решающая минута.
— Бей коммунистов! — прохрипел Арцибашев, и тут из толпы раздался выстрел. Михаил увидел, как Арцибашев мгновенно обмяк и упал на траву. Раздался еще один выстрел, и чья-то рука в предсмертной судороге потянулась к ногам Михаила…
Положение власовцев было настолько критическим, что они растерялись, но тотчас же разоружаться не хотели. Началась стрельба.
Лишь после ожесточенного боя многие предатели сдались в плен. До вечера отряды народных мстителей преследовали власовских недобитков. В Пршибрам привезли раненых, и среди них — Михаила Баранова.
Снова жители Пршибрама хоронили своих сыновей и братьев. Партизаны прощались с боевыми друзьями, погибшими в бою с власовцами.
К вечеру патрули задержали под Пршибрамом трех американских офицеров. Старшим среди них был тот словоохотливый развязный капитан, которого несколько дней назад приводили в штаб.
Американец подал Олешинскому конверт. Начальник американского штаба Родж Грейс приглашает к себе военного коменданта Пршибрама «по поводу дела, представляющего общий интерес для обеих сторон».
Пока гости хвалили чешскую сливянку, Олешинский советовался с Крижеком, Падучеком и Володаревым. Развязная настойчивость, с какой союзники лезли в Пршибрам, была загадочной. В первый раз американцы появились тут перед тем, как был захвачен власовский штаб, а теперь — снова. Похоже, союзников больше беспокоило то, как прибрать к своим рукам власовцев, чем миссия освобождения Европы от фашизма, о которой они так кричали в газетах.
— Поезжай, разнюхаешь, что там, — посоветовал Манченко.
Крижек нашел местного учителя, знающего английский язык. Олешинский взял с собой двух чешских партизан из разведки Мордвинова. Чисто выбритые, в новенькой форме, они важно уселись в трофейный «мерседес».
Солнце почти совсем спряталось, когда машина въехала в небольшое село вблизи Бржезнице и остановилась возле высоких ворот уютного имения.
Партизан встретил высокий бледный майор в больших очках. Он, наверное, давно поджидал их: по нему было видно, что он замерз. Поздоровавшись, майор пригласил всех в гостиную и предложил отдохнуть после дороги.
Олешинский ответил, что ни он, ни его товарищи не чувствуют себя усталыми и, как военные, привыкли дорожить временем.
— О’кэй! — усмехаясь только губами, сказал майор. — Вы дорожите временем, как настоящие американцы. Представляю, какой приятной будет встреча с вами для полковника Грейса. Он тоже человек деловой.
С этими словами майор направился доложить о приезде гостей. Тут же, как из-под земли, перед партизанами вырос низенький, но довольно подвижной, несмотря на свою полноту, сержант. Жестом иллюзиониста он вытащил из нагрудного кармана переводчика старенькую авторучку, мигом раскрутил ее надвое, поднял вверх и, улыбаясь, покачал головой: в Америке уже забыли о таких ручках. Сержант вытащил из своего кармана несколько авторучек разного цвета и предложил их за два доллара.
Сбитый с толку учитель английского языка вопросительно посмотрел на товарищей. Этот взгляд перехватил и сержант. Он нахально расхваливал свой товар до тех пор, пока не возвратился майор, который попросил партизан пройти за ним.
Грейс был не один. Возле стола сидел капитан, которой привозил партизанам приглашение, и толстый угрюмый человек в гражданском. Видно, у них прервался какой-то серьезный разговор. Высокий, немного сутулый Грейс вышел из-за стола навстречу гостям, крепко пожал им руки.