Партеногенез
Шрифт:
— Женщины — грязные животные. Блудницы, путь в ад! Соблазн для спасающихся святых мужей! — прорычал предводитель шествия, у которого в руках находился огромный деревянный крест. — Молитесь о грешной природе своей, чтобы смиловался над вами, проклятыми блудницами, Иисус.
Девушки изо всех сил раскорячились, затрясли черными платками на головах, и стали судорожно крестится, демонстрируя «Святым Невестам» испачканные грязью лица, огромные страдальческие мешки под глазами и прочие свои свойства зараженных. Насупленные бородатые мужчины ничего подозрительного не заметили, и прошли
— Так, Элизабет, пора к Моранте. Приготовься, что бы мы не увидели, не реагируем, — приказала Рейчел, провожая взглядом шествие зараженных мужчин.
Девушки открыли старую гнилую дверь желтого домика и вошли в грязную прихожую. В прихожей был навален мусор, и за разбитым письменным столом сидела жирная женщина, вся обмазанная грязью в черном платье. На ней были одеты большие роговые очки годов шестидесятых.
— Вы от батюшки Михаила? — спросила женщина.
— Да, мы паломницы, — как можно более скромно ответила Элизабет.
— Святая Матушка Моранта уже начала свою лекцию, проходите, и трепещите перед благодатью божьей, — проговорила противная зараженная.
Женщина указала на дверь, из-за которой доносились песнопения. Девушки вошли.
Перед ними был зал со сценой, который был оформлен в православном стиле. Обращало на себя внимание огромное количество шкафов набитых литературой, книги, также, лежали на полу и все были православной тематики. Книгами этой тематики были забиты все окна. В зале сидело человек пятьдесят. Все были заражены, это было видно и по внешнему виду и по выражению лиц. Но, самое главное, это не они. Самым главным сюрпризом была она — свихнувшаяся демоница Моранта.
Моранта Штэрн стояла в центре сцены. Зловещая, с крючковатым носом и свирепым взглядом. Все ее одеяние было черным, на голове был черный платок, большая длинная черная юбка. В отличие от Кобры Фохт она внушала ужас, а не что-то иное. Девушки острожно сели на свободные места и затихли. Тем временем сумасшедшая демоница продолжала свое заражение. Или, если говорить по научному, распространяла отравленные сигналы по многомерной сигнально-пищевой сети, и делала она это постоянно, периодически пожирая похищенных молодых девушек, засасывая их в свои многомерные желудочки. Одна из связанных девушек, с кляпом во рту, уже ждала своей участи, сидя на стуле сбоку от хищницы. В глазах не зараженной девушки стоял дичайший ужас.
— Как то мне один протестант, — прокаркала Моранта скрипучим голосом. — Говорит. А что же это вы гнилые кости целуете? Что же вы язычники? Что же вы идолопоклонники? А ха ха ха ха!
Все зараженные засмеялись вместе с Морантой, захохотали, также и девушки, чтобы не отличаться от остальных.
— Ну, я уж не стала ему все объяснять, — продолжила Моранта. — Я ему говорю! А ты фотографию своих родных на рабочий стол ставишь? Так что же ты язычник? Что же ты идолопоклонник? А ха ха!
Все присутствующие в зале опять зашлись хохотом, но внезапно, Моранта, переменила тон.
Великий святой! Новгородский шестнадцатого века! Пафнутий Сосальник! — провозглосила Моранта. — Это был святой, который сидел под рябиной и сосал одну рябинку в день! Одну, всего одну рябинку! Одну!!! Не ошибитесь, не две, не три, и не четыре, а одну рябинку в день! Всего одну… одну.
Моранта зашлась плачем. Зарыдали и все остальные.
— Одну рябинку в день! Всего одну! Вот! Вот что такое стяжание Духа Святаго. Одну рябинку в день! Одну! Всего одну! Ибо Царствие Божие нудом берется!
Весь зал зарыдал вместе с Морантой. Элизабет Вэнс зарыдала громче всех. Кто-то еще так сильно зарыдал, что аж содрогнулись стены.
— Женщины! — прорычала Моранта. — Грязные похотливые животные. Сын Божий не прикасался к женщинам. Потому что женщины — это путь в ад. Любое прикосновение к женщине — это плевок в Христа. Христос не создал семью, не воспитал дочь, не воспитал сына. Не дал семьи. Ничего не создал, не построил, только разрушил. Ибо таков есмь Бог. Бог ревнитель и разрушитель. Писано, не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его. Потому что нужно жить в страхе перед Богом. Молиться! Постоянно молиться! А женщины должны просить прощения у Создателя, за свою греховную природу! Огонь!
Моранта сделала властный знак рукой.
— Очистительный огонь, сжигает тело, но очищает душу. Блудницу надо сжечь! Ибо она под властью демонов с самого начала! Сжечь!
Весь зал одобрительно зашумел.
— Людей можно убивать и нужно убивать! Господь убивал из любви своей! Ибо Бог есть любовь! Мы убиваем тело, но душу спасаем. Очищаем ее святым огнем! Ибо писано!
Рейчел тихо постучала пальчиком по книге Борхеса, в ответ раздалась вибрация.
— Элизабет, Кобра Фохт рядом, твой выход. Соблазни ее своей вкусной внешностью и уведи в подсобку. Видишь дверку? Вот туда ее заведи.
— Это опасно, — тихо ответила Элизабет. — Я боюсь.
— Пора ее лечить Элизабет, ты же не хочешь, чтобы она тут вечно воняла. Заведи ее туда, и если она нападет, тебя прикроет Кобра. Или Лючифера. Тебя никто не съест.
— Ага, с учетом того, что я такая вкусная.
— Вот и надо ее туда увести, она на тебя соблазнится.
Элизабет стянула с себя платок, и вытерла всю ваксу с лица. Потом встала и пошла к сцене. Подойдя близко к демонице, она продемонстрировала свой сладенький ротик, заморгала ресничками, показала сладчайшую нежнейшую шейку. Моранта посмотрела на добычу и явно переполнилась зверским желанием сожрать такую вкусную девушку.
— Какая нежность! — заверещала хищница. — Подойди ко мне невинное дитя. Я такой нежности еще не видела.
Элизабет подошла к хищнице и посмотрела ей в глаза.
— Чего ты хочешь, невинное дитя? — спросила Моранта.
— Ваша святейшая светлость, я хочу узнать истинную любовь Иисуса, но я стесняюсь. Прошу отвести меня в подсобку. Вон туда.
Моранта смотрела плотоядными глазами.
— Ну как же я могу отказать? Конечно, давай пройдем туда.
Моранта схватила добычу в охапку, и попросив всех ее подождать ушла в подсобку. Там она швырнула Элизабет на пол, и ее рот стал зубастым. Она медленно стала подходить к девушке.