Партизаны в Бихаче

Чопич Бранко

— Крик и паника могут делать чудеса, — подтвердил Николетина Бурсач, опытный партизан, участник многих дерзких ночных вылазок.

А Йова Станивук добавил, улыбаясь:

— Надо еще повара Лияна уговорить пробраться с нами в город, другого такого мастера создавать панику нет во всей Боснии. Он даже в нашей роте дважды такую панику поднял, что мы драпали как сумасшедшие.

— Его уговорить нетрудно будет, стоит только сказать, что у моста недавно построен склад ракии, — ответил Предоевич. — Смотрите только, чтобы он в ваших собственных рядах

паники не посеял. Кто-кто, а я этого Лияна знаю.

А в это самое время, когда на холме над Бихачем шел разговор о Лияне, хитрый повар, выйдя из своей кухни, удивленно смотрел на крестьянских женщин и девушек с распущенными волосами, которые проходили мимо него по дороге.

— Что же это такое? Наверное, какая-нибудь новая военная мода, — рассуждал он сам с собой. — Дай-ка кого-нибудь спрошу, уж очень любопытно.

Тут из-за поворота показались огромная тетка Тодория и красавица пастушка Борка, обе тоже с распущенными волосами.

— Эй, бабы, чего волосы-то распустили? — закричал им Лиян.

— Так мы тебе и сказали, держи карман шире, лошадиный обожатель, козлиный телохранитель, овечий опекун! — выкрикнула Тодория. — Сам лучше нас все знаешь, и нечего тут дурака валять!

— Чтоб у меня фляжка всю жизнь была пустая, если знаю! — поклялся Лиян своей самой страшной клятвой.

— Если на плечах у тебя пустая тыква, почему бы и на поясе не быть пустой фляжке! — ехидно заметила Тодория.

Пастушка Борка дружески улыбнулась Лияну и сказала:

— Дядя Лиян, мы расплели косы, чтобы пути-дорожки нашей армии не путались, когда она в жестокий бой пойдет.

— А откуда вы знаете, что наша армия к битве готовится? — изумленно спросил Лиян.

— Зуко Зукич сказал, — весело засмеялась девушка.

— Поймать бы мне только этого Зуко Зукича, уж я бы его спросил, с какой это он стати выдает военные тайны разным бабам да девкам! — угрожающе заявил Лиян, на что тетка Тодория, не задумываясь, отпарировала:

— Зуко Зукич сказал, что наши распущенные волосы не смогут помочь одному тебе, потому что ты как хватишь из своей баклажки, так у тебя твои кривые ноги сразу начинают заплетаться. Вместо Бихача они тебя, того гляди, унесут прямо в Кулен Вакуф или еще куда-нибудь к черту на рога.

Пока Лиян размышлял, что бы ответить тетке Тодории, откуда ни возьмись, словно из-под земли, появился знаменитый гранатометчик Йова Станивук и, увидев Лияна в обществе красавицы Борки и своей тетки Тодории, растерянно пробормотал:

— Ого, что это я вижу, моя дорогая тетушка Тодория, мой сосед Лиян и моя… то есть своя… то есть наша, как бы это поточнее сказать, самая что ни на есть наша Борка, пастушечка, девчушечка, красавица, соседушка…

— Э, э, полегче, полегче, — перебил его Лиян, — образовался, понимаешь, так и частит, так и частит. Про меня и про тетку Тодорию по паре слов — раз-раз, и готово, а про этого прыткого чертенка выпустил целую очередь из тяжелого пулемета, словно на сам Бихач наступает.

— Да, Бихач! Вот спасибо, что напомнил. А то я совсем было растерялся при виде нашей Борки и забыл, по какому делу к тебе шел.

— Ко мне? — изумился Лиян.

— Да, да, именно к тебе, — подтвердил Станивук. — Давай-ка отойдем в сторонку, а то речь о военных делах идет, и поэтому неудобно…

— Это они в моем-то присутствии не хотят говорить про Бихач! — с негодованием воскликнула Тодория. — Ты что же, своей родной тетке не веришь, а?

— Что за черт, тетка уже все знает! — удивился Станивук. — Ну, раз так, тогда можно и при ней говорить о нашем общем деле.

— Можно, герой, можно, давай говори!

— Не согласишься ли ты, дядя Лиян, пробраться вместе с нашим батальоном в Бихач перед началом боя, чтобы наделать там шуму, когда наши подадут сигнал к общему наступлению? Пойдешь с двумя группами гранатометчиков — моими и Николетины Бурсача.

— А Черный Гаврило, пулеметчик, пойдет с нами? Знаешь, без его страшного голосища хорошей паники никак не сделать.

— Ну конечно же пойдет. Ты ему только подсказывай, что кричать, а уж он-то будет орать как резаный.

— Хе-хе, если еще у меня и во фляжке найдется глоточек-другой доброй ракии, то тогда лозунги для паникеров будут из меня вылетать целыми очередями, как пули из Гаврилова пулемета.

— Вот-вот, как Гаврило без тебя ничего не накричит, так и от тебя не будет никакого проку без товарища Райки Сливич, то есть без ракии.

— Точно так же, как наши девушки не получали бы таких красивых писем, если бы не ты, а от тебя не было бы никакого толку, если бы поблизости не оказался поэт Скендер Куленович, который тебе подсказывает нужные слова, а то ты сам и не знаешь, чего писать.

— Тихо ты, замолчи! — испугался Станивук и покраснел. — Молчи, чтобы тебя не услышала моя тетка Тодория, а то я пропал, всю жизнь будет надо мной смеяться.

— Ладно, ладно. А я ведь помню, как ты писал тому красноармейцу, погоди, погоди, дай бог памяти…

Когда в засаде жду врага, Я представляю русские снега. Желаю тебе в живых остаться И с фашистами расквитаться.

— Да ты, Лиян, прирожденный поэт! — удивился Станивук. — Чего только от тебя не услышишь.

— Эге, а я бы еще мог кое-что продекламировать из твоих писем этой чертовой девке Цуе.

— Нет, нет, молчи! — зашипел Станивук. — Если тебя услышит Борка, нам обоим несдобровать.

Однако Лиян уже не мог остановиться и зашептал Станивуку на ухо:

Дорогая Цуя, Я тебе пишу всю ночь напролет, Строчку напишу, а дальше не идет…

Станивук от неожиданности только крякнул и так треснул Лияна своим кулачищем по голове, что славный повар грохнулся наземь и завопил: