Партизаны
Шрифт:
– Спасибо, – отказался от приглашения Петерсен. – Мы немного погуляем по палубе, а потом отправимся спать. Надо выспаться – впереди нас ждет долгий путь. Так что, спокойной ночи.
– Хотите прогуляться по палубе? – вскричал Карлос. – В такую погоду?! Вы замерзнете, господа!
– Холод – наш старый приятель.
– Как хотите, джентльмены. Я предпочитаю другую компанию. – «Коломбо» резко накренился. Капитан пошатнулся и, удерживая равновесие, растопырил руки. – У торпедных катеров есть свои несомненные достоинства, которые, однако, полнее раскрываются при спокойном море. С батюшкой Нептуном, надеюсь, вы тоже
– Наш ближайший родственник, – откликнулся Джордже.
– Если обращать внимание на погоду, твердо могу пообещать спокойное, не богатое событиями путешествие, – сказал Карлос. – Еще никогда на корабле не было беспорядка.
Укрывшись от пронизывающего ветра за палубными надстройками, Петерсен посмотрел на двух своих спутников и лаконично спросил:
– Ну?
– Вот тебе и ну, – ответил Джордже. – На борту катера семеро чужаков, а досточтимый молодой Карлос, видимо, знает всех семерых. Каждый мужчина – потенциальный противник. Разумеется, в этом нет ничего нового. – Конец его тошнотворной сигары светился во тьме. – Странно, что наш добрый друг полковник Лунц заранее не ознакомился со списком пассажиров «Коломбо».
– Да.
– Мы, естественно, готовы ко всякого рода случайностям, Петер?
– Конечно. Вы имеете в виду какие-то конкретные случайности?
– Нет. Будем поочередно держать наблюдение в нашей каюте?
– Само собой. Если останемся в ней на ночь.
– У нас есть план?
– У нас нет плана. Что вы думаете о Лоррейн,
Джордже?
– Очаровательна! Говорю, не колеблясь, очаровательная юная леди!
– Я уже сказал вам однажды, Джордже, что вы влюбчивы и впечатлительны, – улыбнулся Петерсен. – Не это хотел услышать от вас. Меня удивляет ее присутствие на борту. Она определенно не принадлежит к той пестрой компании, которую Карлос транспортирует в Плоче.
– К пестрой компании? Вот как! Первый раз за всю мою жизнь меня причислили к «пестрой компании». Что же, по-вашему, Петер, выделяет Лоррейн?
– То, что любого другого пассажира на этом судне можно в чем-либо заподозрить, во всяком случае я могу. А вот ее подозревать не в чем.
– Ого, похоже, она действительно уникум! – воскликнул Джордже с искренним благоговением.
– Карлос позволил нам узнать, буквально приложил к этому определенные усилия – что Лоррейн родом из Пескары. Как вы считаете, Джордже, это похоже на правду?
– Что вам ответить? – толстяк неопределенно пожал плечами. – Судя по всему, она может быть родом хоть с Тимбукту.
– Вы разочаровываете меня, Джордже, или преднамеренно неверно истолковываете мои слова. Но я наберусь терпения. Ваше знание нюансов всех европейских языков... Скажите, Лоррейн на самом деле родилась или выросла в Пескаре?
– Ни то ни другое.
– Но, по крайней мере, она итальянка?
– Нет.
– Итак, как и в случае с Джакомо, мы вновь имеем дело с Югославией?
– Вы, Петер, может быть, и имеете, а я – нет. Остаюсь в Англии.
– Что? Англия?!
– Да. Вне всяких сомнений, ощущается «образцовый южный английский», как говорит британская радиовещательная корпорация. Мое чуткое ухо различило именно это, – Джордже скромно откашлялся. Время от времени его самолюбование было способно любого довести до бешенства.
Глава 3
И Карлос, и Алекс в своих прогнозах ошиблись. Правда, Алекс еще в горной гостинице мрачно, но точно предсказал наступление холода. После трех часов ночи на «Коломбо» не было ни единого пассажира, кто бы не согласился с ним. Обильный снегопад, снизивший видимость до нуля, превратил катер в плавучий холодильник. Подобное не случилось бы, существуй на «Коломбо», как на других катерах, система центрального отопления. Однако на данной «воинской единице» особенным было все. Мало того, что оборудование судна имело трогательно допотопную конструкцию, но оно и функционировало примерно на треть.
Алекс ошибся только в определении направления ветра – тот был не северо-восточный, а просто северный. Разница в жалкие двадцать три градуса [7] могла показаться несущественной тому, кто находился на берегу. Пассажиры же, дрожавшие в каютах почтенного торпедного катера, посчитали ее катастрофической. Те, кого одолевали не только холод, но и морская болезнь, эту самую «разницу» восприняли как нечто среднее между дискомфортом и желанием свести счеты с жизнью.
7
Температура воздуха по Фаренгейту.
Карлос же предсказывал спокойное плавание, но уверенность капитана в этом не разделяли, по меньшей мере, трое людей, на первый взгляд стойко воспринимавших натиск стихии.
Дверь запасного выхода, расположенного слева от винтового трапа, ведущей в машинное отделение, была открыта и закреплена на крюк. В темноте дверного проема застыли Петерсен и Алекс, который сжимал в руке автоматический пистолет-пулемет. Майор левой рукой удерживал равновесие на танцующей под ногами палубе, правая была беззаботно сунута в карман куртки. Он давно уяснил: если рядом находится Алекс, держать оружие наготове излишне.
Каюта, отведенная им капитаном, располагалась по правому борту. Ее иллюминатор достаточно хорошо освещал проход. Дверь каюты была заперта, но Петерсен знал, что профессор, находившийся внутри, тоже начеку. Он взглянул на тускло мерцающие в темноте часы. Прошло полтора часа с тех пор, как они стояли здесь в засаде не шевелясь, не ощущая свирепого холода и, разумеется, ни на минуту не расслабляясь. Ничего нового в данной ситуации для них не было. Десятки раз этим людям случалось попадать в похожие переделки на обледенелых, открытых всем ветрам боснийских скалах. В горах поджидать врага приходилось значительно дольше, так что эту засаду вполне можно было считать одной из наиболее кратковременных и комфортных.
На девяносто третьей минуте ожидания в конце коридора появились двое мужчин, которые пригнувшись, быстро двигались в направлении правого борта. При каждом крене «Коломбо» их швыряло от переборки к переборке. Они были без обуви, вероятно, были убеждены, что так будет легче подкрасться тайно. Это выглядело смешным и нелепым – торпедный катер, борясь с волнами, ревел и грохотал с такой силой, что по палубе можно было маршировать в кованых сапогах, не опасаясь быть кем-то услышанным. У обоих мужчин из-за поясов торчало по пистолету, каждый держал в правой руке по предмету, подозрительно напоминавшему ручную гранату.