Партнер
Шрифт:
– Не знаю, что и сказать.
Мюррей размышлял о том, какой эффект произведет эта информация в его офисе.
Сэнди махнул рукой – мелочи.
– Что-нибудь еще? – широко улыбнулся Мюррей.
– Все. С разводом покончено. Приятно было поработать с вами.
Мужчины пожали друг другу руки, и Мюррей, окрыленный, вышел. Мысли его витали в облаках, когда он в одиночестве спускался в лифте. О, он расскажет Труди о своей бескомпромиссной борьбе с этими подонками, о том, как загнал их в угол вместе с их наглыми требованиями и грозил им судом. Сколько подобных дел прошло через его руки!
Вот почему у него
К черту супружескую неверность! К черту порнографические картинки! Да, его клиентка виновна, и все же она имеет право на беспристрастное отношение. В конце концов, ведь у нее на руках невинный ребенок. Кто защитит его?
Да, он разбил их наголову. Он потребовал учредить для девочки фонд, и под чудовищным грузом собственной вины Патрик был вынужден согласиться отдать Эшли Николь четверть миллиона долларов.
Он не знал пощады в борьбе за права своей клиентки, получившей от страховой компании два с половиной миллиона. Перепуганные, Патрик и его адвокат перебирали все возможные способы сэкономить на Труди. Детали разговора с ними предстояло уточнить, но в распоряжении Мюррея оставалось еще не менее часа.
Пока он доберется до офиса, в голове его созреет удивительное и подробнейшее изложение случившегося.
В аэропорту имени Кеннеди девушка за стойкой регистрации на “конкорд” удивленно вскинула брови: у пассажирки не было багажа. Пришлось вызвать старшего смены, и вокруг пытавшейся сохранить спокойствие Евы поднялась идиотская суета. Она не могла позволить, чтобы ее арестовали вторично. Она любила Патрика, но сложившаяся ситуация никак не вписывалась в сценарий романтической истории. Совсем недавно Ева успешно поднималась по ступенькам служебной лестницы, делая карьеру в лучшем городе мира, но внезапно в ее жизни появился Патрик, и все изменилось…
К счастью, на этот раз обошлось без неприятностей – лица окружавших Еву людей светились доброжелательными улыбками. Служительница провела Еву в зал ожидания и предложила чашку кофе. Из кабинки телефона-автомата Ева связалась с находившимся в Билокси Сэнди.
– У вас все нормально? – услышала она в трубке его голос.
– Да, Сэнди. Я в аэропорту, готова лететь в Лондон. Как Патрик?
– Великолепно. С федеральными чиновниками мы уже договорились.
– Во что это обошлось?
– В сто тринадцать миллионов. – Сэнди подождал ее реакции.
Патрик, услышав эту сумму, остался совершенно невозмутимым. Ева тоже.
– Что дальше? – спросила она.
– Мы свяжемся с вами, когда вы доберетесь до Лондона. В отеле “Времена года” забронирован номер на имя Лиа Перес.
– Это опять-таки я. Передайте Патрику, что я все еще люблю его, даже после того как побывала в тюрьме.
– Я увижусь с ним сегодня вечером. Будьте осторожны.
– Чао.
Маста переполняло сознание собственной значительности. Накануне вечером, после того как Сэнди передал документы и пленки, он посадил всех своих сотрудников на телефоны, заставив известить членов большого жюри о срочной сессии, а сам с пятью помощниками и фэбээровцами просидел до трех ночи, разбирая полученные бумаги. В восемь утра Маст уже был за своим рабочим столом.
Заседание большого жюри было назначено на полдень.
Предполагался и перерыв
В соответствии с соглашением перевозили Патрика без наручников. Выбравшись с заднего сиденья не имевшей номерных знаков машины ФБР, через боковую дверь он, никем не замеченный, вошел в здание федерального суда Билокси. Рядом шагал Сэнди. На Патрике были брюки цвета хаки, кроссовки и рубашка из плотной ткани. Он выглядел довольно худым и бледным, однако нисколько не болезненным и чувствовал себя великолепно.
Шестнадцать членов большого жюри расселись за длинным столом таким образом, что, когда в зале с улыбкой на лице появился Патрик, по меньшей мере половина присяжных оказались спиной к нему и вынуждены были повернуть головы. С интересом смотрели на него из своего угла Джейнс и Спролинг.
Патрик опустился в кресло, стоявшее у торца стола. На оживленном лице ни следа напряжения – теперь его ничуть не беспокоила необходимость отвечать на вопросы этого высокого собрания. Он умудрился выбраться из цепкой паутины федеральных законов.
Патрик начал рассказ с описания фирмы, ее партнеров, клиентуры и неторопливо довел его до первого упоминания о Бенни, когда Маст протянул ему бумагу – контракт, заключенный фирмой и мистером Арициа. Суть четырехстраничного документа сводилась к тому, что юристам в качестве гонорара обещали третью часть суммы, которую может получить по иску Бенни Арициа. Иск же предъявлялся им компании “Платт энд Роклэнд индастриз”.
– Каким образом контракт попал к вам? – спросил Маст.
– Печатала его секретарша мистера Богена, а все сотрудники имеют доступ к сети. Я просто снял копию, и все.
– Вот почему она не подписана?
– Совершенно верно. Оригинал, по-видимому, в папке Богена.
– Вы могли входить в его кабинет?
– Не всегда.
Патрик напомнил о стремлении Богена спрятать свою работу за завесой секретности. Потом возник вопрос о доступе в другие помещения, а затем разговор перешел на захватывающие дух приключения Патрика в мире безумно сложных приспособлений для подслушивания. Испытывая серьезные подозрения в отношении Арициа, Патрик поставил себе целью разузнать о его деятельности как можно больше и начал повышать свой образовательный уровень в деле электронного шпионажа. По сети он входил в чужие компьютеры. Он прислушивался к каждому слову, засыпал вопросами секретарш и ассистентов, обследовал корзины для мусора в комнате, где стояла множительная техника. В надежде обнаружить незапертую дверь долго сидел в офисе после работы.
После двухчасовой беседы у Патрика пересохло во рту, и Маст объявил пятнадцатиминутный перерыв. Для заинтригованных слушателей время пролетело совершенно незаметно.
Когда перерыв закончился, все быстро заняли места: не терпелось узнать новые подробности. Маст задал несколько вопросов относительно иска Арициа к “Платт энд Роклэнд”, и Патрик в нескольких словах набросал общую картину:
– Мистер Арициа проявил незаурядную гибкость ума.
Он разработал детальную схему ведения двойной отчетности, причем виновными в переплате оказывались другие фирмы. Он стал мозгом и движущей силой во всем, что касалось перерасходов сметы.