Парус и буря
Шрифт:
Он словно не слышал ни криков, ни ругани, ни брани. Пожалуй, все это даже нравилось ему, ласкало его слух, щекотало нервы. Во время скандалов он мог полностью отдаться своему любимому занятию — сосать мундштук наргиле, громко булькая водой.
Ему доставляло огромное удовольствие в промежутке между двумя затяжками бросить в этот жужжащий рой несколько слов — подлить масла в огонь. Он никогда не пытался рассудить или разнять поссорившихся. Наоборот, он их подзадоривал. Словом, вел себя не как капитан, а как сторонний наблюдатель.
Но на сей раз ссора принимала, кажется, опасный оборот. Ахмад попытался разнять матросов, но не тут-то было.
— Не суйся ты, Ахмад! — закричал Абу Мухаммед. — Пусть сами разбираются! Только не здесь, а на улице!
Но голос Абу Мухаммеда потонул в общем гаме. Моряки повскакали со своих мест, опрокидывая стулья. Полетели на пол чашки, наргиле. Теперь в кофейне не было равнодушных. Все галдели, шумели. Одни пытались урезонить, другие сами лезли в драку. Разнять дерущихся было невозможно; удалось, правда с горем пополам, все же вытолкнуть их из кофейни. Через некоторое время, когда подошло людей побольше, дерущихся все же разняли. Один за другим, смущенные, с виноватым видом, они возвращались в кофейню. Пытаясь хоть как-то загладить свою вину, дружно принялись расставлять опрокинутые стулья, подбирать осколки разбитых чашек.
— Не трогайте ничего, оставьте все как есть! Таруси придет полюбуется. Заодно представит вам счет, — кричал на моряков Абу Мухаммед.
— Зачем, Абу Мухаммед, поднимать лишний шум? — сказал пожилой моряк. — Ну, каемся, попутал бес, поскандалили немного — с кем не бывает. А сейчас все надо привести в порядок. То, что разбили, я готов оплатить.
— Ишь какой богатый! — огрызнулся Абу Мухаммед. — Всех денег ваших не хватит, чтобы возместить ущерб, который вы нанесли кофейне… Мое дело сторона, я расскажу Таруси все, как было. Он хозяин, пусть и разбирается.
— Ты только посмотри, какая грязь кругом! Увидит Таруси, тебе тоже не поздоровится, — воскликнул Ахмад. Под глазом у него красовался синяк.
— Ты еще тут суешься, щенок! — схватив щипцы из жаровни, замахнулся на него Абу Мухаммед. — Мне бояться нечего — все расскажу Таруси, клянусь честью!
— Ну и рассказывай!
Абу Мухаммед продолжал бранить матросов, размахивая в воздухе горячими щипцами. Но делал он это беззлобно, просто чтоб показать свою власть. Матросы в ответ на его ругань только посмеивались.
— Ну чего зубоскалите? — все еще не унимался Абу Мухаммед. — Хотел бы я, чтобы Таруси увидел, как вы ползаете тут по полу. Вот сценка-то! Нашкодили, теперь следы заметаете. Если уж вы такие смелые, что ж не хотите показать свою удаль перед Таруси? Попробовали бы вы меня только задеть, я и без Таруси посчитал бы ваши ребра вот этими щипцами!
— А ты попробуй! — подзадорил его кто-то из моряков.
— И попробую!
— Кишка тонка, старина, тягаться с нами!
Абу Мухаммед замахнулся на матроса щипцами, но тот, смеясь, крепко сжал его в своих объятиях и тут же без особого труда обезоружил.
Все дружно рассмеялись. И громче всех — Ахмад: у него были свои счеты с Абу Мухаммедом.
— Пусти, пусти сейчас же, а то посажу тебя на жаровню, — не сдавался Абу Мухаммед.
Но матрос крепко держал его. Приподняв Абу Мухаммеда немного от земли, он пронес его через всю кофейню и, перекинув через стойку, под дружный хохот поставил старика на его обычное место.
Абу Мухаммед, возмущенный всеми этими проделками, решил действовать только официально.
— Сколько раз я говорил вам, капитан Кадри, чтобы ваши молодчики не устраивали в кофейне дележа. От их крика голова разламывается. Пусть расплачиваются и катят на все четыре стороны. От ваших матросов пользы никакой, одни убытки.
— А от других пользы больше? — не выдержал капитан. — Ты, я вижу, здорово разбогател на них? Вы только послушайте, что он говорит, — обратился он к матросам. — Нет, с меня хватит, я не хочу за вас краснеть! Не пойду ни на какие уступки. Делить выручку будем прямо на базаре, а оттуда каждый пусть идет своей дорогой, кто куда захочет.
— Вот это верно! С твоими ребятами разве можно иметь дело, как с другими?
А матросы, не обращая внимания на брюзжание Абу Мухаммеда, азартно стучали костяшками, время от времени громко требуя кофе за счет проигравших:
— Давай наливай, Абу Мухаммед, еще! Всем по чашке!
— Ничего вам больше не дам. За вами и так большой долг. Сначала платите, потом налью.
— Разве можно быть таким нелюбезным? Не жмись налей по чашечке.
— Пошарьте сначала в своих карманах, покажите, что у вас там водится.
— Не тяни, налей же, тебе говорят!
— Хорошо, я налью, но только тому, за кого поручится или уплатит капитан. В кофейне — не дома, за все надо платить.
— Ну и разговорился же ты сегодня, Абу Мухаммед, — сказал Ахмад, почесывая голову. — Можно подумать, что ты радио проглотил.
Абу Мухаммед поманил Ахмада пальцем, протягивая ему чашку с кофе. Когда же тот подошел, Абу Мухаммед схватил его за ухо.
— А, сукин сын, попался! Может быть, ты покажешь нам, как надо радио глотать?!
Капитан Кадри громко хлопнул в ладоши — потребовал для наргиле горящего уголька.
— Ну ладно, пошумели, и хватит на сегодня! — сказал он, сразу посерьезнев. — Интересно, куда это направились наши коллеги?
— Кто их знает, — ответил за всех Абу Фадал. — Говорят, Рахмуни ловит сурков, ну а другие, наверное, в море. Сегодня ведь тихо.
— Не очень-то верьте этому затишью, того и жди чего-нибудь, — подал из-за стойки голос Абу Мухаммед. — Таруси недаром сказал, после полудня будет шторм.
— Вряд ли, — возразил Джунди. — Погода вон какая хорошая!
— Хорошая, да ненадолго, — ответил Абу Мухаммед. — Февраль — месяц вероломный, говорит всегда Таруси…
— Да что твой Таруси, пророк, что ли? — взорвался Джунди.
— А может, и так, тебе что, завидно? — огрызнулся Абу Мухаммед.
— Не богохульствуй, дядя! Так и аллаха можно прогневить.