Парус и буря
Шрифт:
Таруси пришел очень поздно. Но все-таки пришел — сдержал свое слово. Его опозданию можно было бы и не придавать значения. Но Умм Хасан не в силах была скрыть своего недовольства.
— Ты где так задержался? — спросила она.
— На верфи… Сегодня спускали судно.
— И ты ушел все-таки оттуда?
Таруси лукаво улыбнулся:
— Как видишь, ушел. Моряки приглашали остаться, отобедать вместе после спуска судна, но я сказал, что меня дожидается свой корабль.
Таруси притянул ее к себе и крепко поцеловал.
— Ты что же, хочешь в один день сразу два корабля спустить на воду? — обнимая его за шею, шепотом спросила Умм Хасан.
— А почему бы и нет? Как говорят моряки, лишь бы ветер был попутный.
— Ну а если вдруг встречный ветер подует, сумеешь справиться?
— Опытному капитану и встречный ветер не помеха, — сказал Таруси, еще крепче сжимая ее в своих объятиях.
Закия, увидев эту сцену через приоткрытую дверь, невольно улыбнулась и, прежде чем появиться в дверях с подносом в руках, кашлянула несколько раз. Таруси, сразу отпустив Умм Хасан, принял почтительную позу, приветствуя пожилую женщину.
— Ты что, скучаешь? — спросил Таруси, будто отгадывая мысли Умм Хасан, когда они опять остались одни. — Может быть, ты соскучилась по своим родным? Хочешь, навестим их вместе?
Умм Хасан решила переменить тему разговора. Да, она вспоминала и иногда тосковала по своим родным. Ей хотелось их навестить. Но только не теперь, когда она ни о ком не хочет думать, кроме как о нем. И почему он предлагает именно сейчас поехать? Это что, любезность с его стороны? Или, может быть, он попросту хочет избавиться от нее? Нет, этого не может быть! Она подняла бокал и залпом выпила. Прочь черные мысли! Она будет веселой и беззаботной. Ведь он сейчас с ней. Зачем же терзаться сомнениями и подозрениями? Лучше уж утопить их в вине. А еще лучше — заглушить той поющей радостью, которую доставляют его пьянящие ласки…
ГЛАВА 9
Капитан Рахмуни был опытным моряком. Он принадлежал к числу тех командиров, от внимания которых не ускользают даже мелочи и которые, прежде чем принять решение, все тщательно обдумывают и взвешивают.
Когда его фелюга вышла на ловлю мармуры, море было спокойное, да и горизонт был почти чистый, если не считать небольших редких тучек, которые могли легко рассеяться. Не маячить же весь день у берега — и так давно уже нет никакого улова! Те несколько незначительных тучек на горизонте не могут же помешать рыбакам попытать счастья в открытом море. Как вернешься домой с пустыми руками? Ведь дома ждут дети, которых надо кормить. А матросам капитан все равно должен платить независимо от того, поймали они что-нибудь или нет. Да и в матросах своих он уверен. Они не боятся моря. Настоящие моряки даже радуются буре. Капитан Рахмуни подумал, подумал и решил рискнуть, положившись — в какой уже раз — на милость аллаха.
Но, видно, не только люди, но и сам аллах не знает, когда и где может разразиться буря. Разве можно заранее предугадать, в какой именно час прорвется наружу долго накапливавшийся в сердце человека гнев? Разве можно предугадать, в каком именно месте в лесу из искры вдруг вспыхнет пожар? Буря — это тоже вспышка гнева сил природы. Она куда сильнее пожара. Для нее нет преграды ни на суше, ни на воде. Зарождается она где-то в недрах покоя, когда еще сияет солнце и на море тихо. Накапливается, растет. И вдруг небо заволакивают тучи, сгущается мгла, все выше и выше поднимаются волны. Со страшной силой обрушивается ураган, все сокрушая на своем пути. Люди, застигнутые бурей в открытом море, невольно теряются и пугаются перед грозным ликом коварной стихии. Ведь еще несколько минут назад и небо и море улыбались. Трудно было даже предположить, что природа может так быстро сменить призрачную милость на неистовый гнев. Фелюга Рахмуни, мерно покачиваясь на волнах, уходила все дальше и дальше от берега. Все паруса были подняты. Попутный ветер, надув паруса, споро подталкивал фелюгу, которая словно на крыльях летела по волнам. На носу фелюги лежал якорь. На корме прикручена канатом небольшая лодка, в ней весла. Весь экипаж, состоящий из пяти человек, отдыхает. Перед выходом в море они хорошо подкрепились, а теперь покуривают, рассказывают друг другу забавные истории. Только рулевой не участвует в их разговоре. Крепко держа в руках румпель, он пристально всматривается в море. До района, где они должны вести ночную ловлю, всего лишь несколько миль, но и тут надо держать правильный курс. А это — задача рулевого. Рахмуни, сидя в кругу моряков, вспоминал о своих прошлых походах, когда он ходил в море на судне «Ас-Саад». С ним вместе плавал Джамиль Сауд с острова Арвад, настоящий моряк. Это Рахмуни сделал его таким. Когда он упомянул о Джамиле, кто-то из моряков добавил:
— Был матросом, а стал хозяином судна.
— На все воля аллаха! — ответил Рахмуни.
— Почему-то аллах не всем посылает удачу, — заметил тот же моряк, — вот в семье Саудов не только Джамилю, а всем везет.
— Удачу надо не ждать, а искать, — сказал Рахмуни. — Пока ее ищешь, смерти не раз приходится заглядывать в глаза. Вы думаете, Джамилю сама удача в руки пришла? Нет. Он рядом со смертью был. И не один раз. Жизнь, говорят, в руках аллаха. Она у человека одна. А смерть, она, как непрошеный гость, по нескольку раз может приходить. И каждый раз одна надежда — на аллаха.
Рахмуни глубоко вздохнул и, помолчав, словно воскрешая в памяти волнующие события, продолжал:
— После того как Джамиль проплавал со мной около двух лет, он нанялся со своим братом Мустафой на судно, принадлежащее семейству Хабра. Однажды их в море застиг страшный шторм. В то время моторов еще не было. Полагались только на ветер. А ветер — друг ненадежный. Пока попутный — от радости скачешь. Встречный подует — от горя заплачешь. В тот раз братьям Саудам не повезло. Только они отошли от острова Арвад и взяли курс на Бейрут, как подул встречный ветер. Поднялись волны выше гор. В такой шторм они никогда еще не попадали. А команда — всего десять человек. Капитаном — Мустафа. Джамиль был вроде помощника. Все моряки с острова Арвад. Жили одной семьей, как братья, с полуслова друг друга понимали. Каждый хорошо знал свое место. А тут всех расшвыряло в разные стороны, никто никого не видит и не слышит. У каждого только одна мысль: ухватиться покрепче за что-нибудь, не то и глазом не успеешь моргнуть — очутишься за бортом. Судно бросало, как щепку. Волны то поднимали его чуть не до самого неба, то кидали в самую преисподнюю. От соленой воды моряки захлебывались, еле-еле успевали отфыркиваться. Кое-как спустили парус, а потом и руки сложили — отдались целиком на волю аллаха. Молят его горячо, чтобы послал им спасение.
— В таких случаях наш брат всегда аллаха вспоминает, — вставил рулевой.
Все засмеялись.
— Ничего удивительного, — заметил Рахмуни. — Уж так у нас, моряков, повелось испокон века. Когда тишь да гладь, можно и бога поругать, а в бурю и шторм — к аллаху взор. В беде сразу все про аллаха вспоминают. И на колени становятся, и в грудь кулаками бьют, о палубу лбом колотятся. Умоляют, заклинают, клятвы дают. А на берегу опять все клятвы забывают. Богохульствуют и грешат напропалую, как будто ничего и не было. Уж такая натура моряка. Его ни с кем нельзя сравнить. В море он суеверный, набожный, что монах, а на суше — богохульник и безбожник больше еретика. А все потому, что ни у кого нет более опасного ремесла, чем у моряка. И все равно нет ни одного моряка, который бы сам по своей воле покинул море. Для него море — это неотъемлемая часть жизни. Феллах не может жить без земли, рабочий — без своего станка, а моряк не представляет себе жизни без моря. Вон оно, наше поле! — воскликнул Рахмуни, протянув руки к морю. — Оно нас кормит, с ним мы связали свою жизнь. В нем мы находим и нашу смерть. Есть ли хоть один из вас, кто согласился бы порвать с ним? Оставить его навсегда?
— Нет, капитан, — отозвались матросы, — никто не согласится. Ты прав, без моря нет у нас жизни.
— Шамси, ты чего зазевался? — окликнул Рахмуни рулевого. — Держи правее! Эй, ребята, разверните парус по ветру.
Фелюга, меняя курс, чуть накренилась и вдруг, выпрямившись, пошла быстрее, подминая под себя волны.
— Так вот, — продолжал Рахмуни, — волны неприступными горами встали на пути судна. Того и гляди опрокинут его. Капитан, приспустив парус, сам резко повернул руль и развернул корабль. Судно легло на обратный курс к острову Арвад. Подталкиваемое ветром, оно полетело, как стрела, выпущенная из лука. «Так держать! — закричал Мустафа. — Ну, слава аллаху, мы, кажется, вырвались. Держите только курс по ветру. Да и шторм вроде стихает. Взгляните на небо!» Матросы и в самом деле увидели в небе небольшой просвет между тучами. Но не только эта светлая полоска, а главное — твердость и решительность капитана, стоявшего у руля, вселяли веру в спасение. Если капитан спокоен, спокойны и матросы. Поэтому любят тех капитанов, которые никогда не теряют хладнокровия и уверенности в себе.
— Любят, да не всех, — мрачно отозвался пожилой матрос, — есть среди капитанов такие, которые не очень считаются с матросами. Даже между собой, а то и с матросами, часто дерутся.
— Это уж точно, — поддакнул другой матрос. — Без этого у нас не бывает…
— Что об этом говорить? — перебил их Рахмуни. — Конечно, всякое бывает у нас и на суше и на море. Но главное, — продолжал Рахмуни, — какие бы распри между нами ни происходили, мы одна семья. В беде моряк всегда придет на помощь своему брату. И особенно если беда случится в море. Тут каждый моряк тебе и рыцарь и герой. А иначе не может и быть. На земле — там другое дело. Если кто-то умирает, люди поплачут, повздыхают и разойдутся. Но что толку в их плаче? Слезами делу не поможешь. Раз суждено кому-то умереть, вовсе не обязательно, чтобы кто-то другой с ним умирал. Так обычно рассуждают люди на суше. В море — другой закон. Тут на каждом шагу человека подстерегает опасность. С морем шутки плохи. Оно вероломно, может похоронить в своей пучине и поодиночке, и сразу всех. Поэтому здесь один за всех, а все за одного. Настоящий моряк, прежде чем препоручить свою жизнь аллаху, подумает сначала о судьбе своих товарищей. Мустафа именно так и поступил. Он не растерялся, сумел справиться с рулем и повернуть судно в обратную сторону. Товарищей-то своих он спас, но не заметил, как упал в море его брат Джамиль.