Паруса для Марии
Шрифт:
Утром следующего дня их разбудил Данькин вопль:
— Мама, папа опять насвинячил!
— Данька, поставь бутылку на место! — это был уже голос Тани.
В питерском офисе DartGlobal было непривычно оживленно — накануне новая метла приехала. Порядки наводить. И ладно бы прислала представителей, так нет же — собственной персоной! Двадцатичетырехлетней! Первые пару часов всерьез не воспринимали. Ближе к обеду поняли, что с девчонкой шутки плохи — мегера! К трем часам дня все отделы уже получили задания к утру предоставить отчеты по своей работе за полгода. А два из них —
Алексей Викторович Скориков всю свою жизнь считал себя человеком спокойным и рассудительным. Но слушать, как его отчитывает девчонка, не намеревался. Потому настроен был воинственно.
Девчонка сидела в «президентском» кресле конференц-зала и читала какие-то бумаги.
— Присаживайтесь, господин Скориков, — сказала она по-русски, но с довольно сильным акцентом, — у меня расчеты по БалтТрасту.
Алексей Викторович присел и хмуро посмотрел на нее.
— Я могу чем-то быть вам полезен? — спросил он, думая не без злорадства, что немка попросту не в состоянии с чем-то там разобраться.
— Да, можете, — ответила Мари, — вы кофе будете?
— Нет, благодарю вас, — сдержанно ответил он, удивляясь тому, как быстро она освоилась в роли хозяйки. Впрочем, чему тут удивляться? О том, что она заняла одну из руководящих должностей в DartGlobal еще три года назад, господин Скориков знал.
— Как хотите. Так вот, я ознакомилась с этими расчетами. Мы не можем себе позволить этого сейчас, и мы оба это понимаем. В свете пожара на «Клелии» мы вообще очень мало что можем себе позволить.
— Страховка, — заикнулся, было, Скориков, но тут же добавил, — впрочем, пока они проведут экспертизу, пока установят причины…
— Именно. А ждать нельзя. Иначе БалтТраст уведут из-под носа.
«Ну, уведут и уведут… и бог с ним…» — уныло подумал господин Скориков, но вслух сказал:
— Я так понимаю, вы хотите сократить расходы, чтобы сэкономить средства. Для этого вы закрываете отдел Семенова?
— Да. Другого выхода у нас нет. Но даже это не даст желаемого результата. Кредит нам предоставят. Мы уже много лет работаем с этим банком… Здесь, я полагаю, проблем не будет, но БалтТраст окупит себя нескоро. Мы надеялись начать выплаты по кредиту из прибыли в этом сезоне.
— И? — спросил Скориков, пытаясь успевать за ходом ее мысли и при этом разбираться в акценте.
— И, соответственно, нужно вести переговоры с Шумовым. О скидках. Давить на то, что нужна модернизация. А она действительно нужна… Шумов это знает, один из его… подчиненных подтвердил при нем необходимость ее проведения.
Мари вскочила с кресла и подошла к окну, заложив руки за спину. Проводив ее взглядом, Скориков проговорил:
— Я не думаю, что Шумов согласится. Они уже и так пошли нам на встречу, согласившись на рассрочку.
Мари обернулась и снисходительно посмотрела на Скорикова:
— Значит, надо сделать так, чтобы он согласился. Предложите ему остаться во главе конторы. В конце концов, лучше него никто эту работу не знает. Пока мы найдем кого-то хоть вполовину подходящего, пройдет время.
— Хорошо, — пробормотал Скориков, — допустим… Но даже если они предоставят скидку… Нам все равно не достанет средств.
— Я найду выход, — ответила госпожа д'Эстен, и в ее голосе он явственно услышал упрямство.
«Ну-ну, — думал Скориков, покидая конференц-зал, — а птичка-то с коготками».
Собрание следующего дня лишь подтвердило его первый вывод. Объявили о закрытии отдела Семенова. Сняли с должностей руководителей двух других отделов. И чем больше бушевала маленькая немка, тем шире расползалась улыбка Скорикова по лицу. То, что, с ее точки зрения, он отвратительный руководитель, и ежу понятно. Но к обеду он был почти влюблен. Во всяком случае, ее решительность и напористость ему импонировали.
Когда все разошлись, госпожа д'Эстен заявила:
— В целом я довольна работой филиала. Это целиком ваша заслуга.
Глаза его полезли на лоб. Мари вдруг улыбнулась непривычно, по-девчоночьи, и добавила:
— Но, разумеется, нужны доработки и дисциплина. Во всем.
«Море — это моя жизнь. Я тоже люблю его и не представляю, что мог бы жить как-то иначе. Но сейчас мне нравится быть здесь, рядом с вами».
Мари открыла глаза. Очередной чертов день вступил в свои права. Медленно встала. Медленно подошла к окну. Небо хмурилось. А когда оно не хмурилось? Кажется, с того мгновения, как она приехала в Петербург, не было ни одного солнечного дня. Впрочем, к лучшему. В последнее время ее не покидало ощущение дежа вю. Она снова прячется ото всех. В этом номере и в офисе. Крепость! Мари невольно усмехнулась, но усмешка стерлась с ее губ.
Ей теперь часто снились сны. Чаще, чем раньше. Чаще, чем за всю жизнь. И в этих снах он целовал ее и не отпускал, когда она пыталась вырваться.
После того утра в порту Кронштадта они больше не виделись. Она избегала поездок в БалтТраст, отправляя туда Скорикова. Она запрещала себе думать. Запрещала вспоминать. По старой привычке загружала себя работой до глубокой ночи так, что не вздохнуть. Но были эти проклятые сны.
Только вот в субботу в офисе делать нечего. Сидеть в номере и жалеть себя она тоже больше не могла. И, в конце концов, достала из чемодана кеды и джинсы. Гулять так гулять! В конце концов, она в одном из красивейших городов мира… который почти не видела из окон офиса, гостиницы и автомобиля.
С погодой все же повезло, дождя не было. Можно было бродить по городу хоть до вечера. И думать о том, где здесь бывал он… Сидел ли в этом кафе? Стоял ли у того моста? Любовался ли с этой точки Невой? Мари впустила в себя воспоминания. Кажется, впервые за долгие годы. По-настоящему.
Через два месяца после возвращения в Гамбург, отец явился к ней с пакетом фотографий. Одного взгляда хватило, чтобы узнать — Дувр. Мари резко подняла глаза на отца и спросила:
— Откуда?
— Твой капитан прислал, — с сарказмом в голосе ответил отец, — знаешь, что он хотел получить за эти фото?