Паруса смерти
Шрифт:
Даже в полумраке «нечистой» лаборатории было видно, как сильно и как внезапно побледнел старик.
— Вы знали барона?!
— К счастью или к несчастью. Пока не решил.
— И чем же, вы считаете, это должно обернуться для меня? Я попытаюсь вам помочь. Бывают исключения из правил. Я приложу все свои силы. Иногда я делаю чудеса, настоящие врачебные чудеса. В Новом Свете нет лучшего врача, нет человека, который бы лучше меня разбирался в строении человеческого тела. Шанс всегда есть, тем более при вашем телосложении, при вашем…
Все эти слова Фабрицио из Болоньи говорил, отступая шаг за шагом назад, становясь на колени и не сводя глаз с мутно поблескивающего лезвия в руке Жана-Давида.
Врач и пациент поменялись местами. Когда врач не в состоянии спасти, его самого лишают жизни.
В самый последний момент сцена казни незадачливого медика усложнилась.
Послышались приближающиеся к дому шаги.
В душе старика уже появилось что-то похожее на надежду, но сразу вслед за этим лезвие вонзилось в его грудь.
Старик осел на пол, не издав ни звука.
Убийца бросился в сторону комнаты, где производился его осмотр. Там он видел дверь, которая, судя по всему, должна была выводить на улицу.
Хорошо, что в доме нет никого из слуг.
Когда мстительный пациент открывал дверь наружу, неведомый посетитель как раз открывал дверь внутрь, в лабораторию. Пока он сообразит, в чем дело, пока поднимет шум, пока сбегутся те, кто этот шум услышит…
Так примерно разворачивались мысли Жана-Давида, но внезапно их благополучное развитие пресеклось. Убийца понял, что не сможет незаметно и беспрепятственно покинуть ограду алхимического дома.
Почему?!
По улице, ведущей к воротам, бежало несколько человек с криками и факелами.
К этим крикам добавился истошный, срывающийся крик человека, только что ворвавшегося в дом.
Что происходит?!
Не могла помощь появиться раньше, чем прозвучит крик о помощи!
Надо было что-то делать.
Топот ног по пыльной улице приближался, еще мгновение — и они застанут его с окровавленным кинжалом во дворе дома, где произошло убийство.
Да! Первым делом избавиться от ножа.
Отразив свет нескольких звезд, орудие убийства, вращаясь, улетело куда-то в сторону набережной.
А дальше — вот что!
Жан-Давид выхватил из ножен шпагу и кинулся обратно в жилище убитого им Фабрицио из Болоньи.
Ворвавшиеся через несколько секунд вслед за ним стражники увидели душераздирающую картину: труп бородатого старика на полу, высокого человека в черном сюртуке и со шпагой в руке и рыдающего у него на груди Анджело, пятнадцатилетнего губернаторского сына, последние несколько месяцев бравшего уроки латыни у знаменитого ученого, чтобы в образованности ни в чем не отстать от своей сестры.
Ввиду того что по городу в последнее время прокатилась серия загадочных убийств, его высокопревосходительство губернатор приказал своему сыну отправляться на вечерние уроки только в сопровождении стражников. Умного и резвого подростка раздражала медлительность пропахших прокисшим пивом латников, постоянные разговоры о повышении или задержке жалованья, их привычка хватать всех проходящих мимо женщин за те места, к которым, как считал Анджело, нельзя прикасаться без благоговения. Этому учили его рыцарские романы, составлявшие большую часть его с сестрой совместной библиотеки.
Так вот в этот раз пышущие не полностью переваренным алкоголем вояки надоели ему сверх обычного, и он веселым галопом бросился к дому любимого учителя, чтобы застать там ни много ни мало его труп.
— А где же убийца? — спросил самый быстро соображающий из стражников, оглядевшись.
Анджело оторвал от груди спасителя заплаканное лицо и крикнул срывающимся детским голосом, что убийца убежал через дальнюю дверь, что он собственными ушами слышал его шаги с той стороны дома, что если бы не этот господин и так далее…
Именно в таком виде эта история была передана господину де Левассеру. Он долго сидел, выкатив большие, красные, хотя и умные глаза, не зная, что сделать сначала: прийти в ярость по поводу того, что загадочный убийца все еще не пойман, или испытать чувство огромной благодарности к человеку, который, судя по всему, спас от гибели его единственного сына. Без сомнения, ведь если бы этот господин — как его? ах, его даже неизвестно как зовут! Так вот, не подоспей он вовремя, убийца заколол бы и Анджело, чтобы избавиться от свидетеля.
Завтра же утром доставить сюда этого человека!
Что о нем еще известно? Ах, только слухи, ну и каковы же они?
Застрелил сына губернатора Эспаньолы? Один бился против целого отряда, да еще и результата такого добился! И он до сих ни разу не приглашен «ко двору»?!
Да, господин де Левассер носил голландское белье с кружевами, расчесанный бристольскими мастерицами парик, его башмаки из кожи анаконды украшены пряжками в виде махаонов, крылья которых на манер утренней росы усыпаны алмазной крошкой; да, его дети знают латынь и по утрам мочатся в сосуды из севрского фарфора, но он не забыл, что сам когда-то был простым искателем удачи в пучине житейских морей, поэтому не надо ему говорить, что это простой буканьер, не надо!
Утром следующего дня Моисей Воклен постучал стеком для верховой езды в бамбуковую занавеску, закрывавшую вход в спальню Жана-Давида Hay.
— В чем дело? — донесся оттуда немного недовольный вопрос.
Самодовольно почесывая волосатую грудь, мягкосердечный надсмотрщик сказал фразу, которую спустя несколько десятков лет другой слуга повторил другому господину:
— Вставайте, вас ждут великие дела.
У лысого толстяка были все основания так думать, ибо за спиной у него стояла целая парадная депутация, высланная благодарным господином де Левассером для официального изъявления самых лучших чувств в адрес неизвестного героя.