Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок
Шрифт:
– Твой узелок с одеждой?
– Нет. То, что я могу принести… дать кому–то. Отдать миру, если хочешь. Йолльский закон. Наука Йолля. Искусство и архитектура Йолля… или вакцина, которая спасает от красной чумы, сохраняя тысячи жизней. И плевать на благодарность. Мне не надо благодарности, я ведь и сам знаю, что так – правильно.
– А корни?
– Зачем корни человеку, если он – не растение? Я свободен. Я не пристегнут ни к земле, ни к небу.
– А где же ты будешь, когда умрешь?
– Я не думаю о смерти, – он помолчал. – Я думаю о жизни. Даже сейчас. Я должен написать отчет… донесение…
– А расследование?
Он помолчал. Мы шли медленно, едва передвигая ноги. Дом впереди и не думал приближаться.
– Я проиграл, – сказал Аррф еле слышно. – Если бы я убил тебя – сразу после смерти барона… и написал донесение о ликвидации тайного веснара…
– Тебя бы наградили? Назначили наместником?
– Ты ничего не понял, – он сжал запекшиеся губы. Мы прошли молча несколько десятков шагов. Впереди над крышей кухни поднимался дымок. Слуги желают исправить оплошность?
– Сейчас бы выскочили собаки, – сказал Аррф с тоской. – Побежали бы навстречу… Кинулись вылизывать лицо… Дома, в Йолле, у меня было две собаки. А здесь… вы не понимаете животных, зовете их «нелюди»… Обыкновенная дворняга стоит столько, что даже йолльский маг не может себе позволить…
– Зачем ты приехал? Сидел бы дома!
Он помотал головой:
– Для тебя родина – корень, на котором ты сидишь. Для меня – подарок, который я несу в мир.
Я хотел ему ответить, но в этот момент ворота приоткрылись. На дорогу выскочил начальник стражи.
– Ваша милость… там… эта женщина. Хотели гнать, но она… ваша милость, погодите!
* * *
Она ждала нас, стоя босыми ногами на свежей могиле барона. Увидев ее, мы оба остановились, будто налетев на стену.
– Что? Вы оба еще живы?
Растрепанные волосы Горчицы лежали на плечах. Где–то в холмах набирал силу ветер, надумал паруса утреннего поезда; струйки воздуха подхватывали и бессильно роняли спутанные бледно–рыжие пряди.
– Я думала, вы перебьете друг друга еще до рассвета… мясоед и растение. Веснар и йолльский маг. Ходите парочкой, чуть не в обнимку, небось, еще беседуете о жизни после смерти… Скоро вы все узнаете сами. Скоро вы увидите корни… Ты, Осот, увидишь. Ты, Аррф – нет.
– Горчица…
– Помолчи, веснар! У Нэфа тоже не было небесных корней. Ни корней, ни души, ни совести. Я знала, что будет с ним после смерти… никто не может изменить его судьбу, только я. Только я. Дам ему корни. Пусть он будет человеком.
Аррф дернулся. Я схватил его за рукав. Горчица скользнула по нашим лицам зеленым, безумным взглядом. В ладонях ее лежали желуди, большая пригоршня, она роняла их себе под ноги, один за другим.
– Правильно, веснар. Держи его. Потому что… нет! Вы не знаете! Нэф будет человеком. Мертвым человеком. Потому что я всю жизнь любила нелюдь… думаете, сдуру родила, нечаянно? Дураки, подходящее зелье теперь любая баба умеет варить. А я родила Нэфу сына. Потому что так хотела. А эти безмозглые подстилки… ожерелье на шею! Я видела, она собирала в лесу мать–нематку. Нерожалую траву… Нелюдь. Мясо.
Глаза ее вдруг загорелись ненавистью. Аррф отшатнулся. Я попятился.
– Я скажу вам обоим, – глухо, с угрозой заговорила Горчица. – Слушайте… правду. Смотрите, это я, я,
Она замолчала, глядя мимо нас, высматривая что–то, видимое ей одной. Я быстро посмотрел на Аррфа – он стоял, покачиваясь, сжав руку в кулак, готовый вскинуть кольцо.
– Я все вижу, – сказала Горчица другим, трезвым и насмешливым голосом. – Я все вижу, Аррф, только попробуй. Я накрою тебя, ты состаришься и умрешь, и никто не подарит тебе корней после смерти. Нэф… в поисках любви, – она сухо хохотнула. – Заигрался. Щенок…У меня нет корней, Осот, нет, все сгнили. О сыне позаботится Роза… Он ей не чужой. А вы… делайте, что должно. Ненавидьте друг друга. Презирайте. Убивайте. Не считайте друг друга людьми. Учите своих детей: пусть тоже ненавидят и презирают. Да будет между вами омерзение навеки, пусть каждый предъявляет другому счет, который никогда не будет оплачен. Никогда!
Она засмеялась. Мы с Аррфом стояли, утратив дар речи. Я чувствовал, как вздрагивает плечо мага, замершее в пальце от моего плеча.
Горчица резко оборвала смех. Уставилась на нас с подозрением, будто услыхав неожиданный вопрос.
– А–а… Хотите знать, что сказал мне Нэф, и что я ему ответила? Хотите узнать, почему я к нему вернулась тогда, в лесу? Хотите знать, почему я его убила?
Она замолчала, переводя взгляд с меня на Аррфа и обратно. Резко и непривычно пропела птица на крыше каменного дома – «мерф». Птица… я вдруг понял, что Горчица говорит по–йолльски.
– Не узнаете, – сказала она шепотом. – Никогда. Он достался мне. Может, я хотела дать ему корни… От земли – до неба. Нэф! Любовь… моя.
Могила под ней зашевелилась.
На один долгий момент я поверил, что это Нэф, умерший от дряхлости старик, поднимается навстречу обезумевшей женщине.
Но это были корни.
Никогда прежде я не видел – и уже не увижу – такого бешенного, скоротечного, обвального веснарства. Дубы не выросли – выстрелили из могилы. Потянулись трещины во все стороны. Загрохотал, обваливаясь, каменный забор, покосился стол, врытый в землю. Листья, не успевшие как следует пожелтеть, кинулись нам в лицо. Я схватил мага за рукав и потащил прочь, не осознавая, что делаю.
Там, под землей, мертвеца обвили и сплющили корни. Проросли сквозь него. Выбросили то, что было Нэфом, в небо, под солнце – каплей воды, древесного сока, листком, блестящим желудем.
Там, над могилой, стволы сошлись вплотную, не оставив по Горчице ни следа, ни памяти. Дом затрещал, но выстоял. Страшными трещинами пошла стена. Где–то лопнуло перекрытие.
Все это длилось несколько минут. Всего лишь. Плодородная почва Цветущей, удобренная телом чужеземного пришельца, выдержала и это. Когда я поднялся с земли, моим глазам открылся памятник, который никогда больше не встанет ни на чьей могиле.