Пасквили
Шрифт:
"Эти - жулики. Все апельсинами торгуют, цветы разводят".
"Те - конокрады. Видите?
– совсем коней в России не осталось!"
"А вон те работать не хотят. Все на скрипках играют, книжки пишут. Ребенку еще пяти нет, а его уже на скрипочку водят, с детства учат дурака валять!"
Национальность в России - как жена: ее так же хочется сменить, когда она начинает тебе изменять. Ингерманландец хочет стать вепсом. Вепс финном. Финн - гражданином Финляндии. А еврей - кем угодно,
– Ваша национальность?
– Нееврей.
Кстати, женитьба была всегда удобным способом изменить если не национальность, то хотя бы фамилию. Я знал одного еврея, который сказал своей русской невесте перед свадьбой:
– Ты возьмешь мою фамилию, чтобы она не пропала. А я возьму - твою, чтобы я не пропал.
Но еврею мало, что он русский. Он хочет стать русским в квадрате. Русский еврей всегда хочет сменить свою фамилию, даже если она русская. На какую? На другую русскую. Зачем? А вдруг спросят, какая у него фамилия была раньше!
Отличительная черта еврея - смотреть далеко вперед. Еврей знает, что когда открывается какое-нибудь еврейское общество, это делается для того, чтобы антисемиты не гонялись за каждым евреем по отдельности, а могли накрыть всех сразу.
Поэтому еврей боится еврейских обществ в тысячу раз больше, чем антисемитских.
Впрочем смотреть вперед - черта всякого россиянина. Россия всегда живет будущим, потому что у нее нет настоящего, в отличие от Америки, которая живет настоящим, потому что уже находится в будущем.
В Америке нет национальностей. Трудно представить себе негра, который числился бы белорусом. В Америке - все американцы. Как в Данни - все датчане. Дания - это европейская Калифорния. Если ты живешь в Дании и говоришь по-датски, ты - датчанин. Если ты не говоришь по-датски, ты не датчанин. Заметьте, не испанец, не кореец, а именно не датчанин.
Когда фашисты оккупировали датское королевство, они, чтобы выявить евреев, приказали всем евреям нашить желтые звезды. Первыми, кто нашил себе желтые звезды и вышел с ними на улицу, были король и королева. Они были настоящими датчанами.
Но я бы не сказал, что Дания уж очень от нас отличается. Ну, только по размерам. А так в принципе все одинаковое. Инопланетяне и дикари вряд ли бы заметили у нас отличия. Те же люди - голова, два уха. При встрече жмут друг другу руки. Тело прикрывают одеждой. Живут в домах, окна из стекла. Машины о четырех колесах. Чтобы поддерживать в организме жизнь, едят еду, пьют питье, вдыхают воздух. Размножаются способом деления - на мужчин и женщин. В конце жизни все-таки умирают.
Разница в нюансах.
Они говорят "Копенхавн", а мы говорим "Копенгаген".
У них за все платят, а у нас или переплачивают, или берут бесплатно.
У
Мы удивляемся, как они живут, а они удивляются, как мы еще живы.
Дания - иностранное государство, а Россия - странное.
* * *
Сколько лет нам внушали, что мы самые-самые! И мы действительно - самые-самые.
У нас самая лучшая техника: она опробована уже веками.
У нас самый читающий народ: нигде больше не воруют столько книг, газет и журналов.
Сколько лет нам внушали: это только у нас.
Только у нас так много магазинов: больше, чем товаров.
Только у нас - мало найти деньги, надо еще найти то, на что их можно потратить.
Только в нищей стране могла родиться пословица: "Бедность - не порок".
Только в голодной стране могла родиться пословица: "Не хлебом единым жив человек".
Только в тоталитарной стране могла родиться пословица: "Умный в гору не пойдет".
Только в нашей стране говорят: "Там хорошо, где нас нет". Потому что там, где появляемся мы, сразу начинается пальба и развал экономики. Сравним Южную Корею и КНДР, ФРГ и ГДР, Тайвань и Китай, Южный Вьетнам и Северный, Финляндию и Карелию.
Только в нашей стране могла родиться пословица: "Что ни делается, все к лучшему". Потому что действительно - хуже у нас уже не будет. Хуже некуда.
Все надписи в Дании на датском, немецком и английском. Правда, одну надпись я видел на русском: "Из биде воду не пьют". Это тоже, наверно, наша пословица, хотя и родившаяся в чужой стране.
* * *
Только в чужой стране можно почувствовать, как любишь свою. Никто так не тоскует по своей родине, как эмигрант.
Того, о чем я пишу, я датчанам не говорил. Это я говорю своим. А им я сделал только один комплимент: "Копенгаген - лучший город в мире, - сказал я, - после Ленинграда".
Датчанам это понравилось. Вежливость не должна переходить в лесть.
Я не стал вдаваться в подробности. Не стал говорить, что Копенгагену отвожу четвертое место, а первые три - Ленинграду. Точней - Ленинграду, Петрограду и Петербургу.
И не только потому, что мой отец родился в Петербурге, мать - в Петрограде, а я - в Ленинграде.
Я не стал им говорить, как я люблю мою саамскую землю.
Немецкие шпили, итальянские колонны, русские купола, египетских сфинксов, - в центре.
И рыжие сосны, седые валуны, темные озера - вокруг.
И гранит вдоль рек наверху и вдоль тоннелей внизу.
Снег осенью.
И дождь зимой.
Город-сон.
Город-корабль.
Город, восставший из топи блат.