Пассажир без лица
Шрифт:
Получается, что, подталкивая ее к поискам правды, это послание еще больше сгустило тени вокруг расследования.
В управлении Грейс опечатала и зарегистрировала конверт под номером нового дела и передала дежурившему в этот воскресный день эксперту, чтобы попытаться выявить отпечатки пальцев или следы ДНК, которые могли соответствовать имеющимся в полицейских архивах образцам.
– Это связано с делом об убийстве на Айоне? – спросила молодая эксперт, умоляюще глядя на Грейс восторженным взглядом новичка. – Когда я скажу, что помогала вам в этом деле, это очень поможет моей карьере.
Грейс впервые использовала
– Да, может быть, связь существует, – солгала она. – Но я бы хотела, чтобы результат вы пока сообщили только мне. Наш обожаемый шеф Эллиот не хочет, чтобы подвергались сомнению последние выводы, за которые он получил кучу поздравлений от всех местных шишек.
– О’кей, понимаю. Я вам позвоню.
– Если сделаете работу хорошо, обещаю замолвить за вас словечко, когда захотите отсюда перевестись. Идет?
Глаза молодого эксперта заблестели от гордости.
– Положитесь на меня.
Грейс вышла из лаборатории, занесла записку в кабинет своего начальника, Эллиота Бакстера, и под набухшими снеговыми тучами вернулась к своей машине. Посидев несколько секунд, чтобы хорошенько обдумать план предстоящих действий, она отправилась в путь.
Вот уже почти пятнадцать лет Грейс не возвращалась в поселок, где провела детство. В ее памяти он стал чем-то не совсем реальным, словно прошедшие годы укрыли его призрачным туманом, отодвинули на границу яви и грез.
Через два часа после того, как покинула Глазго, она катила по сельской местности под тусклым небом.
В окрестностях Киркоуэна пастбища скрывались под снегом, кое-где встречались рощицы с дрожащими на ветру деревцами, похожими на затерявшихся в тумане изнуренных лошадей.
Грейс сбавила скорость, как выезжающий из туннеля паровозик на ярмарочном аттракционе, и медленно поехала по главной улице еще спящего поселка. Что-то шевельнулось в глубинах памяти, когда она заметила маленькую булочную, куда родители впервые в жизни разрешили ей отправиться одной при условии, что она правильно сосчитает сдачу и не станет разговаривать с незнакомыми людьми.
Не станет разговаривать с незнакомыми…
По соседству еще дремал магазинчик одежды, который, по воспоминаниям Грейс, всегда выглядел заброшенным со своей пыльной витриной и устаревшими платьями, надетыми на бледные манекены с ярко-красными губами. Застывшие фигуры, но чуть-чуть более живые, чем опоры стойки кафе напротив, которые, казалось, каждое утро осушали один и тот же стакан, вяло бормоча какие-то сплетни.
Грейс часто задавала себе вопрос, о чем шептались за ее спиной и за спиной родителей по поводу ее похищения. Не исключено, что некоторые жители поселка знали нечто такое, что могло бы помочь полиции найти похитителя или похитителей. Но ничего не просочилось, как во всех деревнях, где все всё знают, но ничего никому не говорят. В глубине души Грейс разрешила себе ненавидеть этих людей, которые не только не помогли ей, но и смотрели косо, даже с некоторым осуждением.
Она повернула к старому кладбищу, каменные кресты которого укрывал толстый слой снега, и вскоре выехала на дорогу, карабкающуюся по склону холма уже за поселком. Температура медленно опускалась. На голых ветках деревьев лежал иней, туман сгущался. Грейс почувствовала, как в ней горькой волной поднимается предчувствие. Она приближалась.
Грейс ухватилась за свою злость, чтобы не потерять мужества и держаться твердо, после чего резко нажала педаль газа, не сводя глаз с дорожки, прорезавшей заледеневший лес слева. Приступ тревоги, такой сильный, какого она не испытывала уже много лет, оглушил ее. Вцепившись в руль, заглушив двигатель, она закрыла глаза, чтобы прийти в себя. Да, это произошло с тобой здесь, но это прошло, – мысленно повторила она. – Ты больше не та испуганная девочка. У тебя больше нет причин бояться.
Но боль от травмы была упряма, и сердце заколотилось еще сильнее. Грейс в ужасе открыла глаза, почти убежденная, что сейчас кто-то грубо вытащит ее из машины и похитит.
Она подняла подлокотник сиденья, ища коробочку с печеньем, которую обычно прятала там раньше на случай приступа булимии. Но она давно уже заменила ее бутылкой воды.
– Вот идиотка! – обругала она себя.
Фрустрация, по крайней мере, помогла тем, что оживила злость и жажду мести. Если она страдала до такой степени, что в течение долгого времени искала спасения в еде, то только из-за пережитых ею мучений.
Она с новой решимостью повернула голову к дорожке, по которой с тех пор никогда не ходила, и смотрела не моргая, как смотрят в лицо самой страшной опасности. В памяти всплыло все: пугающие шаги за спиной, ранец, который резко дернули назад, нехватка воздуха, когда чья-то вонючая рука зажала ей рот и нос, боль в коленках, когда она ударилась ими о дно кузова фургончика, и такой всеохватывающий ужас, что она от него потеряла сознание.
Пусть раны открыты, но страх ушел, – подумала она.
И нажала на газ.
Ветви деревьев закрывали дорогу, широкие ямы, прорытые дождями, и камни, царапавшие днище, свидетельствовали о том, что за дорогой не следили уже много лет.
Грейс ехала осторожно, опасаясь как рытвин, так и своей реакции, когда прибудет к месту назначения. И вот, через несколько минут, из тумана появился дом.
Молодая женщина заглушила двигатель, загипнотизированная этим пейзажем, относящимся к другой жизни.
Если абстрагироваться от снежного покрова, то ничего не изменилось: сад с зарослями рододендронов, любимое укрытие в еще счастливую пору детства, два розовых куста, карабкающиеся по стене и соединяющиеся аркой над входной дверью. Там для маленькой девочки, которой она была, находился портал в сказочный мир.
Сарай, наследие старой фермы, по-прежнему стоял на своем месте, сбоку от главного здания. Некогда склад старых вещей, в котором можно было найти всевозможные сокровища, он превратился в гараж, когда родители решили купить машину, чтобы возить Грейс в школу после «того случая», как они привыкли называть ее похищение.
Взволнованная сильнее, нежели могла себе представить, Грейс поддалась этой ностальгии, смешанной с отвращением, от которого перехватывало горло. По ее щеке скатилась слеза. Она вытирала ее тыльной стороной руки, когда на телефоне сработал звуковой сигнал о поступившем эсэмэс.