Пассажир дальнего плавания
Шрифт:
Профессор рассказывал это так интересно, что у Яшки пропали всякие сомнения.
— Ты представь, — всё больше воодушевляясь, говорил он, — что это значит для нашего государства. Громадные промыслы! Это большие птицефермы. Здесь на островах можно построить заводы по переработке яиц в порошок и меланж. Тысячи тонн меланжа!
— Ага, — согласился Яшка, — а то еще можно яичницы жарить, и жареные продавать, даже с луком.
— Всё можно! — воскликнул в увлечении профессор. Вдруг он привлек к себе Яшку и, словно по большому секрету, сказал ему на ухо: — Это моя мечта. Не могу сидеть на месте.
— Ну, так, — подтвердил Яшка, — надо только, чтобы мальчишки не воровали, а то птиц попугают.
Профессор растрепал яшкины волосы и громко рассмеялся:
— Чудак! Какие же здесь мальчишки на необитаемых островах? В этом вся и загвоздка: как будут вести себя кайры, когда рядом с ними поселятся люди. Пока на «птичьих базарах» у кайр есть только один враг — чайка-бургомистр. Это настоящий разбойник; он ворует у них яйца и птенцов…
Голос профессора был уже где-то далеко; его заглушал шум, который доносился с острова. Даже рокот мотора стал едва слышен. Впереди слева из-за крутого утеса выдвинулся другой утес, а на нем будто построили три огромных ступени и набросили на них белые покрывала. Столько было птиц.
— Вот это да, — пробормотал Яшка, уставясь на птичью гору.
А что творилось в воздухе! Птиц носилось видимо-невидимо. Нет, профессор сказал неправду. Здесь был не миллион птиц, а сотни миллионов. Мошкары на болоте и то меньше. Кайры суматошно летали во все стороны, взмывали кверху, словно камни, падали вниз на воду, поспешно плыли куда-то, ныряли, опять поднимались — и всё с криком, с гамом. Шум стоял — не описать. Волны разбивались о скалы и взлетали вверх белыми всплесками, но рокота прибоя не было слышно.
Яшка не знал, куда поворачивать голову, на что смотреть.
— Вон, — крикнул ему профессор, — вон бургомистр, видишь, высоко в воздухе — большой, черный!
Мальчик схватил ружье, но Дроздов удержал его:
— На птичьих базарах стрелять ни-ни!
Яшка даже не успел спросить: почему?
Глава девятая
Экспедиция высаживается. — Забытое ружье. — Яшка изучает кайр. — Бургомистр. — Выстрел. — Почему нельзя стрелять на «птичьих базарах». — Последствия одного выстрела.
Катер несколько раз черкнул килем [19] по мягкому песку и уселся на грунт всем корпусом, не дойдя до берега каких-нибудь пять-шесть метров. Бухта была маленькая, защищенная с трех сторон высокими выступами скал. Крикливых неугомонных кайр летало здесь мало. «Базарный» гул доносился откуда-то сверху.
Люди сразу выпрыгнули из катера в воду и, ухватившись за борта, протащили его еще немного. Потом, шагая по колено в воде, стали переносить имущество экспедиции.
19
Киль — продольный брус, идущий по днищу вдоль корпуса катера.
Яшка тоже хотел выпрыгнуть,
— Сиди! Будешь подавать вещи из катера. Куда ты в таких башмаках!
«Эка важность, — подумал Яшка, — что у всех высокие сапоги, а я в своих воды зачерпнуть могу. Ну и что ж, потом высохнут».
Но профессор, когда брал ящик, объяснил:
— Простудишься если да заболеешь, куда мы тогда тебя положим, в птичью больницу, что ли?
Это в яшкины расчеты никак не входило. Пускай болеет кто-нибудь другой, а он будет помогать знаменитому профессору строить на острове курятники для диких птиц и считать, сколько они яиц снесут. В этих вот ящиках, наверное, микроскопы увеличительные.
Работали все дружно, особенно старался штурман Жук. Другие таскали вещи вдвоем, а он свободно вскидывал на плечи самые большие ящики и нес их далеко на берег, широко и легко перешагивая с камня на камень. Видно было, что штурман очень сильный. Но мальчик, украдкой наблюдая за ним, решил по-своему: это Жук нарочно старался, хвастал.
Яшка никак не мог забыть своей обиды.
Последний большой ящик пытались поднять трое, да так и не справились; но тут подошел Жук, взял его и понес на берег. В одном месте, переступая через высокий камень, второй штурман поскользнулся и едва не упал в воду вместе с ношей, однако удержался на коленке и ящика не уронил.
— Во, — невольно вырвалось у Яшки.
Затем все опять взялись за борта разгруженного катера и потащили его меж камней к берегу.
На песке белели клочья пены от волн, потому что волны, набегая на берег и откатываясь обратно, процеживались сквозь песок, оставляя на нем пену и всякий морской мусор.
Яшка взобрался на борт и прыгнул с него насколько мог дальше. Чуть-чуть не упал носом в песок, потом Яшку качнуло назад, накренило в сторону…
Странно, земля качалась у него под ногами, совсем как корабельная палуба. Неужели весь остров качался?
Профессор взглянул на мальчика и догадался, почему у того такое растерянное лицо.
— А знаешь, отчего это? — спросил он.
— Известно, от волн, — сказал Яшка, — зыбкий, значит, остров.
Позади громко засмеялись.
— А чего, — рассердился Яшка, — не знаете, а смеетесь. Вон как на болоте земля трясется.
Дроздов потянул его за полу тужурки, чтобы он сел на камень, и объяснил:
— Вот это почему: пароход в море качало долго, мы и привыкли к тому, что палуба у нас под ногами качается. И на земле первое время такое ощущение. Это пройдет скоро.
Люди отдыхали. Кто сидел на земле, а кто разлегся. От папирос тянулись струйки дыма. Яшка искоса следил за Дроздовым. Как здорово знал всё профессор: и про птиц, и про морскую качку. Пожалуй, неправильно, что назначили его профессором по птицам. Ему бы надо быть самым первым морским профессором. Если бы Яшка учился на ученого профессора, — обязательно пошел бы по морской части. А птиц могут и другие изучать. Да и чего их изучать? Пускай несут яйца, собирай только.
— Что ж, товарищи, двинулись дальше. — Дроздов поднялся. — Нам нужно взобраться вон на ту скалу. Туда меж камней тропинка ведет. Берите вещи. А ты, Яша, понесешь этот вон ящичек, только осторожно, тут самое ценное мое имущество.