Пассажир дальнего плавания
Шрифт:
Внизу на палубе захохотали. Кто-то крикнул:
— По коням! За медведем галопом арр-рш!..
А Борис Владимирович подошел к телеграфу и перевел его обратно на «стоп».
— Мы для тебя следующий раз медведя на мостик приведем, — строго сказал он. — Почему промазал?
Яшка молчал.
— Я тебя спрашиваю, как ты стрелял, покажи оружие.
Борис Владимирович повертел винтовку в разные стороны, долго и пристально осматривал прицел и, наконец, сунул его Яшке под нос.
— Полюбуйся, снайпер, прицел-то у тебя на две тысячи метров поставлен,
Но мальчику теперь было всё равно.
— Марш на занятия, — приказал Борис Владимирович.
Пристыженный и опозоренный, Яшка побрел в столовую, там он забрался в самый дальний угол и уселся у теплой батареи парового отопления. Какой позор! Ему было стыдно перед старшим помощником, перед всеми стыдно. Лучше он остался бы в том поселке, в проливе.
Занятие вел боцман. Он объяснял, как надо прицеливаться.
Яшка зажмурил глаза, и вдруг ему отчетливо представился черный медвежий нос, вздрагивающие ноздри…
Боцман говорил:
— Мушка должна быть ровной, потом нужно щекой прижаться к прикладу и задержать дыхание. Кто первый хочет прицеливаться?
Яшка открыл глаза и сказал:
— Я!
Глава девятнадцатая
Яшкины учителя. — Первый шторм. — Осколки битой посуды. — Производственное совещание. — Капитан знает всё.
Очень скоро лед и пустынное море всем надоели, хотя моряки привыкли к однообразию.
Для того, чтобы узнать, что такое настоящее однообразие, надо пересечь Тихий океан на пароходе, у которого скорость 10–11 узлов [38] . Двадцать пять суток пути! Двадцать пять раз день сменяется ночью, а кругом вода, вода и ничего больше. Проходит неделя, две, горизонт чист, и не видно на нем даже дымка.
Не потому ли моряки, возвратясь домой, так интересно рассказывают о заморских странах? Когда долго пробудешь в море да натоскуешься без земли, тогда тебе на первом попавшемся берегу самые обыкновенные вещи покажутся диковинными.
38
Узел — единица длины, оставшаяся на флоте со старинных времен. 1 узел равен 50 футам и 8 дюймам. Пользуются узлом как мерой длины следующим образом: сколько корабль пройдет узлов в полминуты, столько, следовательно, он прошел миль в час.
«Большевик» шел Карским морем третьи сутки. Тяжелые льды не встречались.
В эти дни мало кто выходил на палубу. Любоваться там было нечем. Жизнь протекала во внутренних помещениях: в каютах, в столовой, в кают-компании. Свободные от вахт люди занимались: изучали историю партии, международное положение, технику и посвящали много времени общеобразовательным предметам.
Случись постороннему человеку побывать на «Большевике» в один из таких дней, наверное, он подумал бы, что попал в какое-то пловучее учебное заведение. Да, в эти дни ничего чрезвычайного не происходило,
Яшка тоже учился. Первым его учителем был Вася Томушкин. Начали они с арифметики, а кончилось тем, что капитан отстранил Томушкина.
Вася объяснял Яшке, насколько важно для человека знать арифметику. По словам Томушкина, выходило так: за арифметикой следует алгебра с геометрией, потом — высшая математика. А механику, например, никак не обойтись без высшей математики, как пароходу не обойтись без механика. С другой стороны, почти все механики были когда-то кочегарами. Следовательно, утверждал Вася, первый специалист на пароходе и чуть ли не на всем свете — кочегар.
На следующем уроке Васе не удалось развить свою теорию дальше. Дверь осталась чуть открытой, и капитан услышал всё. В результате — Васина отставка.
С Яшкой стал заниматься Савелий Илларионович Пиатровский. До чего ж он оказался строгим, — куда гам учительница! Сиди — не шелохнись, посторонних вопросов — никаких. А тут слышно, как на мостике звякнул телеграф, — значит, что-то произошло. Надо бежать на палубу и смотреть. Или вдруг пароход дал задний ход. Тоже ведь надо знать — почему?
Но Савелий Илларионович был глух ко всяким таким происшествиям, а Яшку прямо бросало в жар от любопытства.
Впрочем, задачи по арифметике Савелий Илларионович решал здорово: как-то по-своему, в уме, сразу. Это Яшке понравилось. Вообще третий помощник капитана нравился Яшке. Хотя и молодой, Савелий Илларионович был всегда серьезный, степенный, но он не важничал, не надувался, вроде Васи, а всегда был такой — задумчивый. Может быть, он всё время решал в уме арифметические задачи?..
К утру четвертого дня барометр резко упал. От зюйд-веста пришел шторм.
Ветер за ночь взволновал море. На юге и востоке тяжелые тучи заволокли горизонт и, растекаясь по небу, пологом нависли над морем.
Проснувшись, Яшка не сразу понял, что случилось. Как будто его хотели перевернуть через голову, бросали с боку на бок, поднимали, опускали…
С головой вообще творилось неладное. Вдруг она завертелась на плечах. Остановилась. Перед глазами возникло несколько иллюминаторов, именно несколько: шесть, семь, восемь, но от них в каюте не стало светлей. И тотчас же всё вернулось к своему прежнему виду. Иллюминатор, как полагалось, находился на месте один, по его бокам висели две занавески, которые освободились от шнурков и медленно раскачивались: к Яшке и от него.
В дверь просунулся повар.
— Как чувствуешь себя?
— Хорошо, — насилу выговорил Яшка: до того давило у него в горле.
— Вставай и выходи работать, тогда легче будет.
Пароход вдруг резко бросило, и дядя Миша, не удержав дверь, больно стукнулся. Дверь захлопнулась сама собой.
Яшка слез с койки и принялся одеваться. Он никак не мог попасть ногой в штанину. Она всё время проваливалась куда-то вместе с палубой. Наконец мальчик втиснулся между бортом и столом и всё-таки надел штаны. Тьфу! Оказалось, что задом наперед. Пришлось снова переодевать.