Пассажир последнего рейса
Шрифт:
Только когда все уже кончилось, Сашка сообразил, что помощь пришла ему… из кабины самолета! Комиссар Шанин жив, очнулся и… сражается!
— Сергей Капитонович! Товарищ комиссар!
Эхо разносит Сашкин голос по болоту. Летчик из кабины слабо машет рукой и кричит что-то Сашке в ответ.
Капитан Зуров понял сразу, при первом же выстреле с материка по переправе, что сражение на болоте проиграно. Но никто никогда не посмеет упрекнуть капитана Зурова в непредусмотрительности.
— Огонь! — шепчет он растерянному Макару. А сам, припав на колено, целится по самолету у того берега и делает несколько выстрелов. Мальчик зажмуривает глаза, затаивает дыхание и тоже жмет нач спуск. Винтовка в его руках рявкнула, больно стукнула по скуле, сильно отдала в плечо…
Этим Макаркиным выстрелом и завершилась зуровская операция огневого прикрытия переправы. Командир отряда вместе с маленьким адъютантом покидают поле проигранного боя. Зурову ясно, что маневр окружения отряда выполнен искусным тактиком — пропустить без выстрела разведку и ударить по переправе, для этого нужен опыт и… редкое хладнокровие!
Зуров быстро ведет мальчика назад, к скиту. Несколько сорок, треща и переругиваясь на своем сорочьем наречии, слетают с тына крепости. Будто понимали, что люди сюда воротятся… Не все воротились, правда!..
Командир велит Макару скинуть шубейку. В углу избы свалена ветошь. Зуров роется в ней, извлекает подрясники, рясы, мятые скуфьи.
Времени мало! Командир и адъютант преображаются в монахов-богомольцев. Через плечо — нищенская сума, достаточно просторная для бумаг, консервов и браунинга!
Притворяться слепым Зуров научился давно. Это искусство спасло его в Рыбинске и на дороге из Рыбинска в Ярославль. Сейчас он воспользовался клейкой картофельной массой, остывшей в котелке. Макарка дивится: из-под вывернутых век неприятно просвечивают глазные белки… Заправский слепец!
— Слушай меня, Макар! Дело идет о нашей жизни. Запоминай: я — слепец Никодим, а ты мой поводырь Сергий. В козлихинском скиту знаем схи-игумена Савватия, ходили к нему за исцелением, теперь посланы им к святой целительнице Анастасии… Повтори! Возьми в карман эту бумагу: податели сего сбирают милостыню для престарелых священнослужителей в Ипатьевском монастыре… Еще раз все хорошенько повтори!
Встретить красную засаду у женской обители весьма мало вероятно, ибо женский скит — дальше от переправы. Можно будет отсидеться среди скитниц, обманув «целительницу», даже если она и в сговоре с красными властями. А потом выпросить лошадь и провожатую для страшной переправы. Дальше — видно будет!
Чтобы мальчик более естественно играл роль поводыря, Зуров велел ему еще и петь по-нищенски. Макар с малолетства наслушался на церковных папертях такого пения.
До цели пешего странствия — женских скитов — оставалось всего версты две. Впереди послышалось конское ржание.
— Не трусь! Иди прямо на людей и на лошадь! — шепнул Зуров. — Стоит им заметить, что ты боишься — и мы схвачены!
Стали слышны голоса нескольких мужчин. Фальшивым, но довольно громким голосом Зуров и сам затянул первый псалом Давида:
— «Блажен муж иже не грядет в совет нечестивых»…
Разговор впереди смолк. Окрик:
— Стой! Кто такие?
Слепец размашисто крестится и широко осеняет крестным знамением встречных. Макар видит трех всадников и узнает летчика из авиаэскадрильи, деревенского секретаря Мишку Жилина и пристанского матроса Клима. Никто из них и внимания не обращает на бледного поводыря, все глядят на слепца. Макар поражен, как натурально он себя держит:
— Мы — люди божии, спаси Христос! С поклонения святым местам идем, от схи-игумена Савватия к женской святой обители.
— Что там за стрельба была, в вашей стороне?
— Далече стреляли, батюшка, на пустоши, за болотом, а кто да кто — нам неведомо. Сказывали нам старцы, быдто охотники надысь волков били.
— Ты, дед, слепой, что ли?
— Воистину так, сыночек! Двадцать лет, как света божьего не узрю. Отрок водит.
— А документ у тебя какой-нибудь есть?
— Как не быть, родимый. Кажи бумагу начальнику, Сергий!
— Идете зачем к женским скитам?
— К чудотворной целительнице Анастасии, родные. Старец Савватий надоумил. Дескать, через ее ангельскую молитву исцеление очесам обрести.
— Ну коли так, можете оглобли назад поворачивать! — сказал Жилин. — Нету там больше вашей целительницы. Ей самой теперя целители нужны. Зарезали вашу святую…
— Свят, свят, свят! И праведницы не пожалели! Все едино, отрок Сергий, веди к старицам, помолимся за душу ангельскую.
— А вы тут богомольцев с винтовками не встречали? Я мальчика твоего спрашиваю, дед. Как тебя? Сергий, что ли?
Вопрос задавал летчик, Иван Егорович Ильин. Макар похолодел от страха и молчал. Зуров же, напротив, уставил прямо на говорящего незрячие очи и говорил натуральным тоном:
— Отрок Сергий у нас напуганный сызмальства, людей с ружьями страсть как боится. Охотники какие-то вроде вас верхами быдто утречком к болоту мимо скита Савватиева проехали. Нам-то, грешным, сие и ни к чему!
— А про самолет ничего не слыхали? Где он тут спустился, в какой стороне?
— Самолет? Что ты, батюшка, такого здеся отроду и не слыхано. Чай, мы не впервой в этих местах богоспасаемых. Когда Яшмой шли, мужики чего-то про еропланы толковали, а здеся — нет!
— Эх, Иван Егорыч, — в сердцах сказал Жилин летчику. — Сюда бы вместо темноты этой божьей ребятишек наших яшемских! Мигом бы к шанинскому самолету привели! Ну поехали искать, что же делать? Может, кого потолковее встретим.