Пассажир
Шрифт:
Корто открыл еще одну дверь. Здесь все стены были увешаны большими рисунками, изображавшими причудливо изогнутые женские фигуры: оседлавшие радугу, барахтающиеся в грозовых тучах, спящие на облаках. Часто линии рисунка продолжались на стене, как будто творческая мощь автора не могла удержаться в пределах прикрепленного к стене листа.
— Это Ксавье, — произнес директор заведения. — Он у нас уже восемь лет.
Мужчина лет сорока сидел перед столиком на кушетке, упершись ногами в пол. Одет он был в военную форму: куртка цвета хаки, полотняные штаны. Суровость наряда несколько смягчали цветные карандаши, которыми были набиты все его карманы, и старые веревочные туфли, обутые на босу ногу. Его лицо
— Ксавье убежден, что прежде служил в Иностранном легионе, — прошептал Корто.
Художник между тем взял карандаш и сунул его в прикрепленную к столу точилку.
— Ему кажется, что он участвовал в войне в Персидском заливе в рамках операции Даге.
В комнате повисла тишина. Нарцисс решил попробовать завязать разговор:
— У вас очень хорошие картины.
— Это не картины. Это щиты.
— Щиты?
— Против раковых клеток, против микробов. Против всего этого биодерьма, которое на меня насылают через землю.
Корто схватил Нарцисса за руку и вместе с ним отступил в угол комнаты.
— Ксавье верит, что в Ираке подвергся химической атаке. На самом деле он никогда там не был. В семнадцать лет он бросил своего младшего брата, которого нес на плечах, в реку с очень сильным течением. Мальчик утонул. Ксавье вернулся домой, но не мог ответить, куда девался брат. Он ничего не помнил. После этого он пятнадцать лет провел в психиатрической лечебнице для социально опасных больных. Мне удалось его оттуда вытащить.
— Просто так? Без всяких мер предосторожности?
— За все пятнадцать лет с Ксавье ни разу не возникло проблем. Комиссия решила, что можно доверить его мне.
— А что он принимает?
— Ничего. Рисование занимает все его время. И его мозг.
Психиатр благодушно смотрел на своего пациента, который сидел и с горящими глазами точил карандаши. Нарцисс хранил молчание. Скептическое и осуждающее молчание.
— Брось дуться, — сказал Корто. — У нас здесь почти не бывает проявлений буйства. Никто ни на кого ни разу не напал. Не было ни одного случая самоубийства. Занятия художественным творчеством впитывают в себя все бредовые идеи. Но, в отличие от нейролептиков, не отупляют человека. Они служат ему утешением. Единственной поддержкой. В дни посещений у нас перед воротами не выстраивается очередь, можешь уж мне поверить. К ним никто никогда не приходит. Это одинокие, всеми забытые и брошенные люди. Они обделены любовью. Ладно, пойдем дальше. Мы еще не всех навестили.
В жандармском участке Брюжа было тихо и пустынно, как на городском кладбище. Может даже, еще тише и пустынней. На кладбище хотя бы по воскресеньям приходят люди. Анаис толкнула дверь. Она пребывала в ужасном настроении. После бесполезной встречи с отцом она связалась с Ле-Козом, чтобы подвести итоги. Много времени на это не потребовалось. Новостей на горизонте не наблюдалось. Расследование убийств Филиппа Дюрюи, Патрика Бонфиса и Сильви Робен более их не касалось. Добраться до «Метиса» не представлялось возможным. Что до ее собственной дальнейшей судьбы, то отдел внутренних расследований даже не назначил дату рассмотрения ее дела. Спрашивается, зачем она так спешила в Бордо?
Ей звонил Кронье.
— Как дела? — поинтересовался он.
— У маленькой засранки все хорошо. Из Ниццы новости есть?
— Никаких следов Януша. Парень испарился. Я вернулся в Марсель. Расспросил сотрудников заведения, в котором он ночевал. Правда, он назвался Нарциссом, но у нас нет ни малейших сомнений, что это был он.
— А узнать, кто на него напал, удалось?
— Есть один свидетель. Бомж. Не просыхает последние лет десять.
— Что он рассказал?
— Что на Януша напали «политиканы». Мужчины в деловых костюмах.
Убийцы из Гетари. Мужчины из машины модели Q7. И голос ее отца, произносящий: «„Метис“ — это порядок». Убийцы, представляющие одновременно и мир преступности, и карающий меч правосудия. Убийцы, вполне способные внедриться в полицию. Убийцы, которые и были полицией…
Приемная жандармского участка выглядела карикатурно. Ободранная деревянная стойка. Линолеум на полу. Стены из ДСП. И два дремлющих жандарма… Маловероятно, что в этой убогой дыре ей удастся узнать что-то новое. Она спросила лейтенанта Дюсара — того офицера, что составлял заявление об угоне Q7. Ей ответили, что он сегодня выходной. Дежурные придирчиво изучили ее служебное удостоверение и с недоверчивым видом выслушали ее речь, в которой она объясняла, зачем ей срочно понадобился их коллега: появились дополнительные данные по делу об угоне автомобиля марки «ауди» модели Q7 Sline TDI, номерной знак 360 643 АР 33, имевшем место 12 февраля 2010 года.
Нет, они не могут сообщить ей домашний адрес и телефон Дюсара. И протокол о приеме заявления об угоне показать не могут. Анаис не стала настаивать. Вернулась к машине и позвонила в телефонную справочную, где ей немедленно дали адрес Патрика Дюсара. Жандарм жил в северном пригороде Бланкфоре, за заповедником Брюжа.
Она покатила по деревенской дороге. В этот воскресный полдень на всем пути ее сопровождала мертвенная тишина. Безлюдные улицы. Дома, из которых не доносилось ни звука. Пустые палисадники. Дом Дюсара оказался серого цвета бетонной коробкой, окруженной безупречно подстриженной лужайкой. В глубине двора виднелась деревянная хижина. Анаис припарковалась в некотором отдалении, в тени водонапорной башни, и пешком вернулась назад. Толкнула калитку, не потрудившись нажать кнопку звонка. Она решила, что будет действовать нахрапом: напугает жандарма, вытянет из него нужную информацию и быстро уберется прочь.
Ей навстречу с лаем выскочила собака. Она отбросила псину пинком, и та, жалобно скуля, поджала хвост. Анаис пошла по посыпанной гравием дорожке, перешагивая через валявшиеся на земле детские игрушки. В дверном проеме ее уже поджидала невыразительной внешности женщина неопределенного возраста.
Не здороваясь и не извиняясь, Анаис помахала у той перед носом своим трехцветным удостоверением:
— Капитан полиции Бордо Анаис Шатле. Ваш муж дома?
Женщина смотрела на нее разинув рот, не в силах выдавить из себя ни звука. Потом так же молча указала пальцем на хижину в глубине двора. На крыльцо выскочили двое мальчишек, круглыми от изумления глазами разглядывая непрошеную гостью. Анаис было неприятно ощущать себя самозванкой, явившейся нарушить спокойствие воскресного дня, однако где-то в глубине души, из самого потаенного и темного ее уголка, поднималось злорадство оттого, что ей удалось внести смятение в это безоблачное семейное счастье. Счастье, которого ей познать не суждено.
Она пошла через газон, чувствуя спиной, как три пары глаз поедают ее взглядом. Постучала в дверь хижины. Услышала приглашение войти. Повернула ручку и обнаружила внутри мужчину, смотревшего на нее с нескрываемым удивлением. Очевидно, он полагал, что это кто-то из домашних.
— Капитан Анаис Шатле, центральный полицейский участок Бордо.
Удивление на лице мужчины сменилось изумлением. Патрик Дюсар, в иссиня-черном рабочем халате, накинутом поверх одежды, стоял перед широким столом, на котором, как на авианосце, выстроились в ряд модели самолетов из бальзового дерева. Внутри домишко напоминал выставку авиамоделизма. Все свободное пространство занимали детали самолетов — крылья, кабины, фюзеляжи. В воздухе пахло опилками, клеем и смолой.