Пассажирка из Кале (сборник)
Шрифт:
Третьим появился высокий седовласый англичанин, который сыграл определенную роль в обнаружении преступления. Себя он назвал генералом Чарльзом Коллингемом, служащим армии ее величества, а священником, который делил с ним купе, был его брат преподобный Сайлас Коллингем, ректор Тикстун-Ламмас в Норфолке. Они занимали места 1 и 4 в купе «А».
Когда допрос был окончен, английский генерал спросил, будут ли его задерживать.
– Пока что да, – коротко ответил мсье Фльосон. Он не хотел, чтобы ему задавали вопросы. В данных обстоятельствах это была его прерогатива.
– Я спрашиваю, потому что хочу связаться с британским посольством.
– Вас там знают? – спросил сыщик, решив не верить его словам, ибо это могла быть уловка.
– С лордом Дафферином я знаком лично. Я был с ним в Индии. Еще я знаю полковника Папиллона, военного атташе, мы служили в одном полку. Если я обращусь в посольство, он несомненно сам приедет.
– Как вы предлагаете обращаться?
– Это вам решать. Я хочу только, чтобы там узнали, что моего брата и меня задержали по подозрению и обвиняют.
– Это не совсем так, мсье генерал, но как хотите. Мы позвоним отсюда на ближайший к посольству пост и попросим сообщить его превосходительству…
– Конечно, лорду Дафферину и моему другу полковнику Папиллону.
– …о том, что случилось. А теперь, с вашего позволения, я продолжу заниматься делами.
Следующим был вызван единственный пассажир купе «B», соседнего с купе англичан. Это был итальянец по имени Натале Рипальди, смуглый, темнокожий мужчина со смоляными волосами и черными колючими усами. Длинный темный плащ, фетровая шляпа с широкими опущенными краями, которую он держал в руке, и опущенный затаенный взгляд весьма убедительно придавали ему подозрительный вид.
– С позволения мсье, – сказал он, когда были заданы формальные вопросы, – я мог бы кое-что рассказать об этом преступлении.
– Каким образом, скажите на милость? Вы принимали участие? Присутствовали? Если да, почему до сих пор молчали? – холодно произнес сыщик, воспринявший предложение без особого восторга. Ему надлежало быть начеку.
– До сих пор у меня не было возможности обратиться к представителям власти. Вы, я полагаю, официальное лицо?
– Я начальник сыскной полиции.
– В таком случае, мсье, запомните, пожалуйста, что я могу предоставить важные сведения. Я готов говорить прямо сейчас, если хотите меня выслушать.
Мистеру Фльосону так хотелось подойти к расследованию непредвзято, что он вскинул руки и произнес:
– Подождем с этим, пока не прибудет мсье судья. В любом случае займемся этим позже. На этом все, спасибо.
Губы итальянца слегка искривились, выказав презрение к методам французского сыщика, но он поклонился и, не произнеся ни слова, удалился.
Последней появилась женщина в длинном дорожном котиковом пальто и с вуалью на лице.
Контесса ди Кастаньето, как она представилась, была англичанкой по рождению, но носила фамилию мужа-итальянца, с которым они жили в Риме. Муж ее умер года два-три назад, и она ехала в Лондон.
– Этого достаточно, мадам. Благодарю вас, – вежливо произнес сыщик. – Пока все.
– Скажите, мы не будем задержаны? Ведь правда же? – умоляющим, почти жалобным тоном произнесла она.
– К сожалению, графиня, это необходимо. Бесконечно сожалею, но, пока мы не продвинемся, пока не установим факты и не сделаем выводы… Поверьте, мадам, я не имею права рассказывать больше.
– О, мсье, я так хотела продолжить путешествие. Друзья ждут меня в Лондоне. Я надеюсь… Я умоляю, заклинаю вас отпустить меня. У меня слабое здоровье. Прошу вас, пообещайте, что отпустите меня.
Произнося эти слова, она подняла вуаль и показала то, что не станет скрывать ни одна женщина, особенно когда желает добиться расположения противоположного пола. У нее было красивое лицо… Удивительно красивое. Ни долгое путешествие, ни усталость, ни волнение, ни последовавший страх не смогли омрачить ее изумительной красоты.
Яркая брюнетка с чистой и гладкой, как слоновая кость, светло-оливковой кожей; огромные насыщенного бархатисто-коричневого цвета, блестящие от набежавших слез глаза; приоткрытые алые губы, единственное яркое пятно на лице; виднеющиеся за ними блестящие жемчужные зубы – нельзя было смотреть на эту очаровательную женщину и не поддаться ее чарам. Мсье Фльосон был французом, галантным и восприимчивым, но сердце свое он обратил в лед. Сыщик должен опасаться чувств, и в этой мольбе он усмотрел некое коварство, что его возмутило.
– Мадам, ваши просьбы бессмысленны, – грубо бросил он. – Я не придумываю законы, я обязан следить за их выполнением, как любой добропорядочный гражданин.
– Думаю, меня можно назвать добропорядочным гражданином, – промолвила графиня, устало улыбаясь. – Но я все равно хочу, чтобы меня отпустили. От этого ужасного убийства я и так ужасно пострадала. У меня нервы совсем расшатались. Это жестоко. Но я не стану упрашивать. Позвольте только моей горничной прийти ко мне.
Но сердце сыщика еще не оттаяло, и он не согласился даже на это.
– Боюсь, мадам, пока что я не могу позволить вам общаться с кем бы то ни было, даже с вашей горничной.
– Но ее же не подозревают. Она тогда даже не была в вагоне. Я не видела ее после…
– После? – подождав немного, повторил мсье Фльосон.
– После Амберье, который мы проезжали вчера в восемь вечера. Она помогла мне раздеться и лечь. Потом я сказала ей, что до Парижа она мне не понадобится, и отослала. Но сейчас она нужна мне.
– Она не приходила к вам в Лароше?
– Нет. Разве я не говорила? Проводник, – она указала на проводника, который стоял у другой стороны стола и смотрел на нее, – он не разрешил ей зайти в вагон, говорил, что она приходит слишком часто и слишком надолго, что я должна заплатить за место для нее и так далее. Я не захотела платить, поэтому она поехала в другом вагоне.