Пассажирка из Кале (сборник)
Шрифт:
Шеф пришел в некоторое замешательство, но, вспомнив, что он думал конкретно об этой даме, подобрался и сурово промолвил:
– За свое поведение я буду отвечать перед своим начальством, а не перед вами. К тому же вы, кажется, забыли, в каком положении находитесь. Вы здесь… задержаны! Все вы! – обратился он ко всему залу. – И под подозрением! Жестокое преступление было совершено… кем-то из вас.
– Я бы на вашем месте не был в этом так уверен, – вклинился неугомонный генерал.
– А кто еще это мог быть? После Лароша поезд ни
– Вообще-то останавливался! – с презрительным смешком заметил сэр Чарльз. – Теперь мы видим, как хорошо вы осведомлены об этом деле.
И снова шеф почувствовал себя неуютно. Он оказался на зыбкой почве, лицом к лицу с новым фактом, опровергающим все его теории… Если остановка действительно была, это нужно как можно скорее проверить. Однако продолжение сего разговора в присутствии всей группы задержанных ничего бы не дало (а вот потерять можно было многое). Подобное развитие событий шло вразрез с французской традицией ведения расследования, которая требует секретности, опроса свидетелей по одному и недопущения между ними любого общения или сговоров.
– Что я знаю или не знаю, вас не касается, – сказал он с безразличием, которого на самом деле не чувствовал. – Я вызову вас, мсье генерал, в свое время, и это касается остальных. – Он сухо поклонился залу. – Каждый из вас будет допрошен. Мсье судья сейчас находится здесь и предлагает начать с вас, мадам.
Графиня вздрогнула и побледнела.
– Разве вы не видите, что она не в том состоянии! – пылко воскликнул генерал. – Она еще не пришла в себя. Да проявите хоть немного… Не буду говорить «рыцарства», это бесполезно. Но немного обычного человеческого сострадания и оставьте мадам в покое, хотя бы пока.
– Это невозможно. Совершенно невозможно. Мадам контесса должна быть допрошена первой, для этого есть причины. Поэтому, я думаю, она найдет в себе силы.
– Я попробую, если вы этого хотите. – Графиня встала, неуверенно сделала несколько шагов и остановилась.
– Нет, нет, графиня, не идите, – воскликнул генерал по-английски, бросаясь к ней и подавая руку. – Это жестоко, мсье. Так нельзя поступать.
– Отойдите в сторону! – закричал мсье Фльосон. – Я запрещаю вам подходить к этой женщине, обращаться к ней и разговаривать. Охранник, что стоите? Выполняйте обязанности!
Но охранник, хоть все еще держал саблю наголо, не особенно спешил исполнять приказание. Ему вовсе не хотелось снова вступать в схватку с этим властным человеком, тем более что тот оказался генералом. Субординация была для него не пустым словом, и он испытывал глубокое уважение к генералам, пусть даже иностранной армии.
Генерал же проявил твердость и продолжил разговор с графиней, говоря по-английски, чем довел до белого каления мсье Фльосона, не понимавшего этого языка.
– Не потерплю! – завопил он. – Галипо, Блок! – И, когда его двое верных помощников вбежали в зал, он гневно указал на генерала. – Схватите его. Если надо, применяйте силу. Он пойдет в violon, ближайший участок.
Шум в зале привлек судью с комиссаром, и теперь вокруг генерала собралось шесть представителей закона, включая охранника, сила достаточно внушительная, чтобы вызвать страх даже у самого непокорного драчуна.
Но генерал, похоже, увидел лишь комическую сторону этого положения. Он рассмеялся.
– Что, все пришли? Или еще кто-то остался? Почему бы не пригнать кавалерию с артиллерией? – глумливо произнес он. – И все для того, чтобы не дать старику помочь слабой женщине! Браво, господа!
– Послушай, Чарльз, по-моему, ты заходишь слишком далеко, – вмешался его брат священник, который, впрочем, наблюдал за происходящим с видимым удовольствием.
– В самом деле. Уверяю вас, в этом нет необходимости, – прибавила графиня со слезами благодарности в больших карих глазах. – Я очень тронута. Спасибо вам. Вы настоящий воин, настоящий английский джентльмен, и я никогда не забуду вашу доброту. – И она вложила руку в ладонь генерала обворожительным жестом, который любой мужчина счел бы за награду.
Тем временем судья, самый главный из собравшихся, узнал, что произошло, и обратился к генералу со спокойным, но строгим упреком:
– Я уверен, мсье не заставит нас пускать в ход всю силу закона. Я бы мог, если бы захотел и на что имею полное право, сию же минуту отправить вас в «Мазас» и посадить в одиночную камеру. Ваше поведение недостойно военного и специально рассчитано на то, чтобы помешать свершению правосудия. Но я не сомневаюсь, что вы как джентльмен, как настоящий представитель вашей нации и вашей профессии, просто поддались вполне естественному порыву и что, трезво все взвесив, вы это поймете и не повторите своей ошибки.
Мсье Бомон, обладавший мягким голосом, лысой головой и удобным белым жилетом, был серьезным, напыщенным человеком, из тех, кто добивается своего убеждением, а не силой. К тому же, будучи прекрасно воспитан, он не одобрял категорических методов своего вспыльчивого коллеги.
– О, всем сердцем, мсье, – искренне произнес сэр Чарльз. – Вы видели, или, по крайней мере, знаете, как здесь все было. Не я начал это, и не меня нужно винить. Но я повел себя неправильно, признаю. Что я теперь должен сделать?
– Дайте слово, что будете соблюдать наши правила… Они могут показаться неприятными, но мы считаем их необходимыми… И больше не разговаривайте с остальными задержанными.
– Конечно, конечно, мсье… После того, как скажу пару слов мадам контессе.
– Нет! Нет. Я не могу позволить даже этого…
Но сэр Чарльз, не обращая внимания на угрожающе поднятый судьей палец, когда женщину уже уводили в другую комнату, крикнул:
– Будьте мужественны, милая леди! Будьте мужественны! Не дайте им запугать себя. Вам нечего бояться.