Пассажирка
Шрифт:
Теперь Лиза была сломлена, защищаться дальше бессмысленно. Ее сон, полный призраков прошлого, оказался вещим, а его страшный лейтмотив — Вальтер рядом с Мартой — стал фактом.
Они сидели где-то — быть может, действительно в баре — и разговаривали. Вернее, говорила та, Вальтер слушал, а она, Лиза, уже вышла из игры. Она была бессильна, все происходило без ее участия. Ее лишили даже права, которое предоставляется каждому преступнику, — права присутствовать на собственном процессе. Как это случилось? Почему она не
Как будто уlар может быть направлен лишь непосредственно в нее. И вот случилось. В конце концов ведь Марта знала (она всегда все знала о Лизе), что больнее всего можно ударить Лизу, раскрыв глаза Вальтеру. Так же, впрочем, как она в свое время знала, что победить Марту…
Она вторично посетила начальника конторы, на этот раз в Бжезинке, куда перевели Тадеуша. Да, она снова хотела взять его «взаймы» и выполнить обещание, данное Марте.
Эсэсовец был очень любезен:
— Тадеуша? Хорошо, но только немного позже. Теперь у него срочная работа для коменданта лагеря. Пойдемте со мной, вы увидите нечто интересное.
Комнатушка в конце барака. На стенах развешаны серебряные тарелки — такие встречаются в старинных замках, на столе — кубки. И освещенная настольной лампой рука заключенного, водящая резцом по кубку. Заключенный встает, вытягивается по уставу, эсэсовец благодушно улыбается.
— Работай, работай, ты, изготовитель древностей! Неплохая коллекция, не правда ли, фрау Франц? — Да, это была мастерская имитация старинного серебра, и человек непосвященный ни за что не догадался бы, что перед ним подделка. — Но самые интересные вещи — в ящике. Тадеуш, покажи нам свои сокровища.
Только теперь она взглянула на заключенного и узнала его.
— Вы? — спросила она.
— Занимаюсь немного. — Он снова встал.
— Продолжайте работу.
Лиза разрешила ему сесть и сама опустилась на стул. Осмотрела предметы, лежавшие в открытом ящике. Там были цветы, выгравированные по серебру, какие-то фантастические узоры, лошадиные головы, портрет коменданта лагеря и еще чьи-то портреты. На самом дне — маленькие пластиночки. Где она могла их видеть? Медальон? Она никогда не носила ничего похожего. Лиза взяла один из них в руки и узнала… знакомые черты. Мадонна в платке, завязанном под подбородком… Эсэсовец вышел, его позвали к телефону. Лиза взяла еще одну пластинку. То же самое. Таких образков было довольно много. Она рассматривала их, чувствуя на себе взгляд Тадеуша.
Теперь Лиза знала, кто прислал Марте тот медальон, почему она плакала, глядя на него, и чьи черты придал художник лику Христа на медальоне. Это был знак от него, может быть, первое за долгое время известие о его существовании,
— Почему вы изобразили ее без волос? — спросила Лиза. — Ведь вы знали ее и с волосами.
— Я вырезал ее такой, какая она сейчас.
— Больше ее стричь не будут, разве вы не знаете об этом? У нее уже, отросли волосы, вы в этом сами убедитесь.
Лиза ожидала какой-нибудь ответной реакции, но его лицо по-прежнему ничего не выражало.
— Вас это не интересует?
Он смотрел на нее несколько секунд с явным интересом, как на какой-то редкостный экземпляр. Заключенным не разрешали так смотреть на эсэсовца, и, будь на ее месте кто-нибудь другой, хотя бы ее сестра, надзирательница Хассе, Тадеуш получил бы пощечину. Она сказала:
— Те двое, капо и… писарь, говорили вам, что видели Марту?
— Да.
— Объясните мне вот что: другие заключенные под разными предлогами ухитряются проникать в женский лагерь. Вы этого никогда не делаете. Почему?
— Это ясно, — ответил он после паузы. — Я не хочу подвергать ее опасности.
— А другие?
— Они рискуют.
— Значит, вы более осторожны?
— Да. — Теперь он смотрел на нее в упор. — Потому что я больше рискую.
— Больше других? Но почему?
Он тяжело уперся руками о стол.
— Не знаю, смог ли бы я сдержаться, если бы ее ударили… при мне.
Неизвестно почему Лиза спросила:
— Вы офицер?
— Так точно. Офицер.
— А это? — Лиза указала на серебряные предметы. — Мне казалось, что вы художник.
— Это моя профессия в мирное время.
— Понимаю. Вы считаете, что во время войны все становятся солдатами.
— Да, фрау надзирательница. — Ей послышалась в его голосе насмешка. — Я так считаю.
— И я того же мнения.
Она снова принялась рассматривать «лагерную мадонну», а он, казалось, изучал ее, старался разгадать.
— Ну так как же? — спросила она шутливо. — Приехать мне еще раз за вами? Со мной вам ничто не угрожает. И ей тоже.
Он помолчал немного, а потом произнес:
— Вы… разрешите быть с вами откровенным?
— Слушаю вас.
— Так, как будто на мне нет моего «мундира», а на вас вашего?
— Говорите.
— Благодарю вас за возможность повидаться с Мартой. Я не воспользуюсь ею.
Удивление Лизы было слишком велико. Она встала. Тадеуш тоже вскочил. Она заставила себя заговорить безразличным тоном:
— Я думала, что вам хочется этого. Во всяком случае, не меньше, чем ей.
Теперь в его взгляде была откровенная ненависть. И презрение.
— Мы оба находимся в концлагере. Марта и я.
Лиза пожала плечами.
— Какое это имеет значение? Если я вам гарантирую безопасность.