Пасть
Шрифт:
Что?! Что это?! — спрашивает она. Или ей кажется, что спрашивает. Он торопит: лезь, лезь!!! Некогда, после разберемся!!! Она неловко дотягивается до края дыры, Генка толкает снизу. Отдергивает руку — ее джинсы тепло-мокрые.
Кровь? Ранена?! Темно, приближает ладонь к лицу. Не кровь, моча. Он сплевывает. Не страшно, нормальная реакция. Видывал. Подсаживает, ей никак не подтянуться, не перевалиться через край дыры.
Рычание. Возможно — где-то рядом, в каменном лабиринте не понять. Низкое, вроде негромкое. Но кажется — дрожат стены. Кажется, рычит сам замок — из каменной утробы, сквозь пасть-провал.
Обмякшее тело Наташки валится ему на руки.
Они в зале. Как, когда там очутились — она не помнит. Последний оставленный тут фонарь погас, но телевизор еще работает. Напомаженный инопланетянин Филя — из другого мира, из другой Вселенной — поет о своей неземной любви к Алле. Генке — мимолетно, на ходу — хочется разнести экран. Кулаком.
Он волочит ее к пролому, там стена развалена почти до земли. Там он сможет перетащить Наташку. А потом… Что потом, он и сам не знает. Добраться до машины и уехать. И пусть те, кому положено, разбираются со здешними кровавыми чудесами. Мысли короткие, рваные — но четкие. Затмевающей все паники нет. Ему плевать, что за хищник возник ниоткуда на стыке тысячелетий. Главное — выжить, не стать ему кормом. И спасти свою женщину. Вот так, просто и ясно.
Анализировать — после.
Сейчас — добежать до машины.
Успеть.
Они не успели.
Зверю плохо. Бунтует все: мышцы, связки, суставы — убитый Оса продолжает мстить за себя. Зверь еле передвигается. Он бы думал, что умирает, — если бы умел думать. Но зверь умеет только убивать.
Ликантроп едва тащится по замку — так кажется ему. Со стороны движение быстрое, хотя до былой стремительности далеко. Впереди добыча. Сил на нее пока достаточно. И — в подвал, надолго. Еды хватит, еды тут много. Сейчас будет еще больше.
Зрением и слухом оборотень почти не пользуется, его ведет запах. Чужой запах ужаса, запах предчувствия смерти.
Мохнатая груда мышц беззвучно скользит к залу.
Они не успели.
Совсем чуть-чуть. Рык за спиной раздался, когда он буквально подтащил Наташку к пролому стены. Несколько секунд — и они выйдут из замка. Казалось — там безопасно, казалось — неведомая тварь порождена этими стенами и наружу вырваться не сможет…
Не успели. Самому можно еще выпрыгнуть. Наташку не вытащить. Его рука дернулась к карману, за выкидным ножом. Смешно, конечно, — против махины, тащившей здорового парня легко, как загрызенного котенка. Сработала привычка барахтаться до конца.
Наташка удивила. Падала в обморок, не видя зверя, даже не слыша — просто от ауры места. А сейчас — один взгляд назад — встрепенулась и дикой кошкой вскарабкалась по крутому наклонному торцу стены — быстро и молча, ни визга, ни крика. Гена — за ней, нож в руке мешал хвататься за выступающие кирпичи… Им потребовались секунды — две, три? Зверю, чтобы пересечь зал и прыгнуть, — меньше.
По правому бедру полоснуло, когда он был в двух метрах над землей. Сверху вниз, почти без боли. И почти без звука — он слышал, как трещит кожа куртки и ткань джинсов. Штанина тут же намокла горячим — не обращая внимания, он рванулся выше — нога тут же подломилась, Генка едва удержался на гребне. Неуклюже, медленно, опираясь на одну левую, пополз вверх.
Зверь опять прыгнул — тяжело, устало, как делал все этой ночью. Не увидев — почувствовав прыжок, Генка махнул ножом назад не глядя, наугад. Чуть не свалился, но — попал. Лезвие резануло по живому.
Вой снизу — почти жалобный. Не оглядываясь, он подполз к Наташке, вцепившейся в гребень стены в самом высоком месте. Четыре с лишним метра — не допрыгнет. Нога быстро немела, на лбу высыхал холодный пот. Он стиснул артерию у самого паха — высоко, ох высоко зацепили клыки! — прохрипел ей: ремень! выдерни мой ремень!!!
Бесполезно — ничего не слышит, смотрит вниз, глаза безумные, судорожно, с всхлипом, выдыхает. Снизу — залитая кровью морда в лунном свете, зверь сидит на задних лапах — неподвижно, громадная пасть беззвучно открывается и закрывается. Гене кажется, что глаз у хищника остался один. А может, и нет — луна светит с другой стороны. Артерия бьется под пальцами, слабость во всем теле нарастает.
Он расстегивает пряжку левой рукой, выдергивает, едва не рухнув вниз. Двойную петлю как можно выше и туже, окровавленная плетеная кожа скользит в пальцах — готово! Комкает нашаренный в кармане платок, запихивает под ремень. Истечь кровью в ближайшие минуты не грозит, но резкие движения не рекомендуются. Теперь стоит посмотреть вокруг. И подумать — что дальше?
Глава VII
Впервые у него есть время задуматься — с тех пор как началось. Совсем немного времени.
Они в ловушке, в простом, но эффективном капкане. Неровный, выщербленный гребень стены. Узкий — меньше полуметра. Слева стену замыкает башня — десяток метров отвесного кирпича высится над головой. Один и со здоровой ногой он мог бы попробовать…
Справа — разрушенная стена опускается почти до земли. Там они залезли и там их ждут. Сзади — практически от основания замка — высокий береговой обрыв, даже отсюда и в лунном свете видны сползшие сверху глыбы. Одни внизу, другие застряли на полпути, торчат из склона. Катиться будет весело… Оставим как запасной вариант.
Впереди зверь. Какой? Таких тварей он нигде и никогда не видел. Даже похожих. Жуткий, облепленный переразвитыми мышцами гибрид пса и гориллы… Застыл неподвижно, ждет… Неподвижно?
Генка замечает, что голова зверя движется — легкие, плавные покачивания вправо-влево. Ритм потихоньку убыстряется, амплитуда растет. Движение притягивает. Гипнотизирует. И — боковым зрением — Наташка! Черт!
Она скорчилась на четвереньках, вцепившись в стену руками и ногами. Смотрит вниз. Голова болтается, повторяя движения зверя. И наклоняется все ниже.
Он орет на нее — грубо и громко. Не слышит, не реагирует. Срывая ногти, немеющими пальцами он выдирает из гребня обломок кирпича. Бросок. Зверь не реагирует, не уклоняется — обломок попадает в лоб. В высокий лоб, почти человеческий. И в раздавшемся рычании — почти человеческая ненависть.
Генка вытягивает руку, распластавшись на гребне, вцепляется в ее волосы, рвет. Пряди остаются в руке — но ритм бездумного движения сбит, глаза проясняются. Под животом холодный камень, приподняться сил нет. Генка смотрит вниз, скалит зубы и тоже рычит — торжествующе. Рычит, чтобы заглушить стон.