Пастух Земли
Шрифт:
Не взглянув на убитого, он подбежал к Нойт, но с первого взгляда понял, что тут уже нечего не поделаешь. В смерти лицо её сделалось невинным и мечтательным, словно у спящей маленькой девочки. Пока Бхулак, поглощённый горем, стоял над телом жены своего сына, жуткая фигура за его спиной стала колебаться, блёкнуть, а потом вовсе исчезла, и на месте том остался лишь круг догорающего костра.
— У меня иссякла энергия на подержание голограммы, а Поводырь свою отключил, — сообщила появившаяся словно ниоткуда Арэдви. — Нам надо уходить.
В обеих руках она сжимала окровавленные кинжалы.
—
Он перерубил мечом торчащее из спины Нойт древко копья, вытащил из груди наконечник и взял тело на руки.
— Пошли, — бросил он Арэдви.
— Алогичное решение, — вынесла та заключение, однако прозвучало это почти одобрительно.
Она заняла свое место за спиной Бхулака с явным намерением прикрывать его, пока его руки заняты. Однако, хотя паника в лагере уже утихала, выбрались они из него без происшествий. Молча и быстро достигли места, где спрятали лошадей с колесницей. Арэдви вновь видоизменилась и впряглась в повозку, а Бхулак затащил в кузов мёртвое тело, сам втиснувшись рядом.
«Шамья», — призвал он на ходу.
Ответ раздался сразу же:
«Где ты, отец?»
«Ухожу из лагеря иргов. А ты?»
«Я тоже поблизости — со своими людьми»
«Зачем?»
«Ищу Нойт… И тебя. Срп сказал мне, что ты там. И она тоже».
«Она со мной», — ощутив вспыхнувшую было в Шамье радость, Бхулак послал ему чувство своей скорби и с болью ощутил удар, испытанный сыном.
«Я оставлю её в степи и разожгу костёр, чтобы вы её нашли», — сказал он.
«А ты?»
«Меня там не будет», — Бхулак прервал связь.
Он примерно представлял себе, где находится отряд Шамьи, и подъехал как можно ближе к нему. Вместе с Арэдви, вновь принявшей обычный облик, они нарубили в ближнем колке целую гору сухих сучьев и разложили большой костёр. Тело Нойт Бхулак бережно положил рядом с ним, надеясь, что огонь не погаснет достаточно долго для того, чтобы его заметили в темноте арии, и чтобы отпугивать до того времени степных хищников.
Несколько секунд посмотрев на девушку, прощаясь, он вместе с Арэдви забрался в кузов колесницы, куда снова запрягли коней. В молчании отъехав так далеко, что костёр сначала превратился в яркую точку во тьме, а потом и вовсе исчез за горизонтом, они доехали до невысокого холма.
— Здесь, — сказала Арэдви, и Бхулак остановил лошадей.
Всё так же молча они поднялись на плоскую вершину с разбросанными в беспорядке замшелыми валунами. Во времена оны те стояли кругом, обозначая то ли священное место, то ли границу владений какого-то канувшего в вечность народа. Теперь большая часть из них валялась на земле, лишь парочка ещё упрямо продолжала стоять, хотя смысла в том никакого уже не было.
Войдя в бывший круг, Арэдви повернулась лицом к Бхулаку.
— Я должна сейчас что-то сказать? — спросила она, и странно было различать в голосе машины нотки растерянности.
— Ты разве не всё мне сказала? И много раз.
— Нет, я думала, что люди говорят что-то, когда видятся в последний раз… что-то особенное.
Теперь он понял.
— Не всегда, — подумав, ответил он. — Иногда слова не нужны.
— А нам нужны?
— Я… не знаю. И, думаю, ты не сможешь это рассчитать. Сейчас мне просто… больно. И тревожно. И грустно. И я не знаю, что сказать тебе.
— Мне тоже больно, тревожно и грустно, — эхом ответила она. — Хотя не должно быть — принятое нами решение оптимально. И я в любом случае не должна испытывать это. Давай начинать.
— Арэдви…
— Нет, не говори ничего. Ты всё помнишь?
— Да.
— Тогда прощай, Бхулак.
Он не успел ответить: она не сдвинулась с места и продолжала стоять прямо, но всякое подобие жизни разом покинуло её. И лицом, и фигурой она теперь напоминала статую прекрасной девушки, совершенную сходством с живым человеком, но — неживую.
— Арэдви, — простонал он снова.
Но времени на скорбь не оставалось — теперь действовать должен был он.
Между тем вокруг головы Арэдви возникло лёгкое мерцание, которое становилось всё ярче, уплотнялось и наконец превратилось в нечто, что Бхулак воспринимал как зависший в воздухе светящийся мертвенной синевой квадрат, содержащий множество разбросанных по некой хитрой системе разноцветных кружков и квадратиков. Арэдви называла всё это непонятным выражением «пульт программирования».
Бхулаку предстояло совершить на нём две серии операций, в строго определённом и тщательно заученном порядке прикасаясь к разным местам квадрата. Он множество раз тренировался делать это, но всё равно опасался ошибиться — тогда всё будет напрасно. Потому, приставляя сейчас пальцы к нужным пятнышкам, издававшим при этом короткий мелодичный звук, он был очень напряжён.
Однако, похоже, всё прошло прекрасно: квадрат издал звук несколько более долгий и какой-то… весёлый, и засветился иным светом — розоватым. Одновременно прозвучал мелодичный голос Арэдви — хотя сама она по-прежнему стояла неподвижно, и губы её не двигались:
— Файл обновляемой базы оперативных данных за номером шестьдесят шесть в двенадцатой степени удалён безвозвратно, — сказал голос.
— У меня получается! — с радостью воскликнул Бхулак.
Он знал, что Арэдви мертва и ничего не ответит, но всё равно хотел сообщить ей это.
Вторая операция казалась сложнее, а зависело от неё намного больше. Квадрат снова засветился синим, и Бхулак начал на нём заученные манипуляции. Всё-таки память его работала превосходно — он делал всё быстро и уверено. Теперь квадрат издал звук более громкий и грозный, ало замерцал и вдруг разом погас.
— Маскировка снята, — вновь проговорил голос. — Стационер видит нас.
Теперь оставалось лишь ждать. Он думал, что всё произойдет мгновенно, но проходили минута за минутой, а ничего не менялось. Небо посерело, вещи стали видны чётче — приближался рассвет.
Наконец это случилось. Бхулак с ужасом и гневом увидел, что голова Арэдви словно бы лопнула по самой середине. Он знал, что брызнувшая жидкость на самом деле не кровь, но от настоящей она не отличалась ни видом, ни запахом. Впрочем, вышло её совсем немного. Голова аккуратно распалась на две одинаковые половины, явив то, что Бхулак не желал видеть — непостижимую в своей сложности конструкцию из множества мельчайших деталей, которые переливались, мигали, шли золотистыми искорками.