Пастырь Добрый

Фомин Сергей Владимирович

Мое душевное состояние было очень тяжелое, хотя по виду я была весела и спокойна. Все свои сомнения я не скрывала от Батюшки, но он все молчал и молчал… Помню, пришла я в таком состоянии на исповедь и все плакала об этом тяжелом моем грехе. Я сказала: «Бога я не люблю, не знаю и не чувствую Его». А Батюшка вдруг добавил: «А все Батюшка, да Батюшка? — Довольно с тебя пока и Батюшки!» — И Батюшка слегка ударил меня по голове. Я взглянула на Батюшку, а он сделался светлым–светлым и не могла я больше ничего говорить, все только смотрела на Батюшку… Эти несколько слов и главное то, что я увидела в Батюшке, было сильнее и убедительнее многочасовых разговоров…

Батюшка говорил мне о загробной жизни, о связи между живыми и умершими, о том, как умершие наблюдают за нашей жизнью, в особенности близкие, родные нам души.

«Вот вчера, — говорит Батюшка, — пришла ко

мне одна женщина и просит помолиться за свою родную сестру. Я ее спросил: «Когда умерла сестра?» Оказывается 15 лет тому назад. Спрашиваю: «Разве вы раньше не молились за нее?» — «Нет, Батюшка, все по хозяйству, некогда». — «Ну, тогда почему же Вы теперь, — спрашиваю, — обратились ко мне, что заставило Вас вспомнить о ней?» И вот, говорит Батюшка, в ответ я услышал историю. Они жили вдвоем с сестрой и очень любили друг друга. Потом обе вышли замуж. У обеих были дети. Жили очень дружно и по–прежнему заботились друг о друге. Но вот сестра пришедшей к Батюшке заболевает и перед смертью со слезами просит ее не оставлять ее единственного сына, взять его к себе, быть ему вместо матери. Та обещала исполнить ее просьбу и сестра умерла… Первое время после смерти сестры она исполняла свое обещание, а потом так сложилось, что ребенок остался одиноким, воспитывался где–то у чужих и в конце концов она совсем потеряла его из виду: своя семья, свои заботы, не до племянника… Прошло много лет… Вдруг недавно явилась ей во сне ее сестра и просит помочь ее сыну, вспомнить ее любовь к ней, как она обещала не оставлять ее сына, а теперь ему плохо. «Я, — говорит женщина, — не придала этому сну значения. Прошло немного времени и опять во сне явилась сестра и уже со слезами начала меня просить вспомнить о ее дружбе, как они жили вместе и что я обещала не оставлять ее сына… Но и второй раз я не обратила особенного внимания на этот сон. Поговорили и забыли… Поговорили с мужем и решили, что найти племянника невозможно, потому что нет никаких сведений о нем… Через некоторое время опять является сестра во сне и уже на коленях с мольбой простирает ко мне руки, плачет, просит: «Мой сын погибает! О, помоги же ему поскорее!» И долго она умоляла, вспоминала нашу жизнь и упрекала меня за сына… Этот сон на меня сильно подействовал. Случилось так, что узнали адрес племянника, совершенно неожиданно, поехали в тот город, где он жил, разыскали его. Оказывается его нашли в комнате, заваленной пустыми винными бутылками, одичавшего, спившегося, жалкого, никому не нужного. Мы его взяли к себе». Батюшка называл имена и называл город, но я все забыла.

Во время разговора моего с Батюшкой в комнату вошла няня, чтобы попросить благословения сходить к дочери, у которой опять запил муж. А Батюшка вдруг обращается ко мне: «Сколько раз я говорил: Ф., не ходи замуж, а она все просится замуж! Видишь, как замужем живут? Пропьет все — ничего не оставит!» Я с удивлением смотрю на Батюшку, всеми силами стараясь припомнить, когда же я просилась замуж. Думаю про старое Батюшка говорит, но ведь сам он не велел вспоминать. Ушла няня, я спрашиваю: «Батюшка, когда же я у вас просилась замуж?» А Батюшка засмеялся, прищурился, погрозил мне пальцем и сказал: «Я знаю когда!» Так я ничего и не поняла.

Терзалось мое сердце от недоразумений, которые часто происходили между о. Сергием и мною, я не могла больше их выносить, хотелось жить вот так, как с Батюшкой. Помню, стояла я на коленях перед батюшкиной постелью и горькими слезами обливала батюшкино одеяло. Я молилась и просила Батюшку: «Помолитесь за меня, чтобы Господь избавил меня от злобы, ненависти к о. Сергию. Я люблю его, он дорог мне, не хочу, совсем не хочу его ненавидеть, я не могу с собой справиться, и в то же время не хочу так жить с ним. Помолитесь, Батюшка, я верю, что Господь сделает это ради Вас!» А Батюшка молчал и все ласкал, ласкал меня. Когда я немного успокоилась, Батюшка вдруг серьезно говорит мне: «Ну, что ж! Помолюсь. И без усилий, без трудов, без борьбы Господь избавит тебя от ненависти и злобы и будешь ты в мире жить с о. Сергием, но знай: Он дал тебе легкий крест — отказываешься от него, Он пошлет тебе более трудный. Так или иначе тебе исправляться нужно. Слышишь, что говорю, замуж выйдешь. Но только помни: с мужем тебе не сладить! Господь хочет тебя исправить от гордости, самолюбия, злобы, а ты не хочешь смириться перед о. Сергием. — Ну, выбирай! О. Сергий или муж?» Мгновение подумала: муж–пьяница в церковь не пускает, от Батюшки отрывает, не понимает, ревнует… Нет! Нет! «Батюшка, пусть лучше уж о. Сергий!»

Иногда мне приходилось слышать по поводу своего хождения в церковь упреки. Меня

это очень смущало. В таких случаях я всегда уходила в церковь со смущением. Говорила я об этом Батюшке и просила его благословить в таких случаях оставаться дома или пореже ходить в церковь. А Батюшка мне ответил: «Глупости, мало ли что говорят!.. Сами не знают, чему завидуют… Не знают твоей жизни… Если бы их посадить в твою шкуру — заговорили бы другое. Не смущайся — ходи, как сказал!.. Придет время и тебе нельзя будет бывать в церкви». Я испугалась и спросила: «Батюшка, что же, разве я не буду Богу молиться или совсем потеряю веру в Бога?» — «Нет! Этого не случится!.. Нет, это не то… Другое будет…» Что это другое так и не сказал мне Батюшка.

Однажды вошла я в комнату к Батюшке, а он молится. Я остановилась. Батюшка обернулся, обрадовался мне: «А! Малыш мой пришел!.. Ну, иди, иди сюда!» Благословил меня Батюшка и опять подошел к образам молиться. Потом подошел ко мне, оградил меня со всех сторон крестным знамением, как бы кого отгоняя от меня, обошел меня кругом и опять перед образами молился. И опять подходил ко мне и делал то же самое. А в третий раз Батюшка быстро от икон подошел ко мне, ударил меня по плечу и сказал: «Нет, Ф.! Это есть воля Божия! Господь пошлет крест, но Он даст и силу нести его… Слышишь, что тебе говорю?.. Я молился, просил изменить это… Но нет — на это есть воля Божия! Но помни: если и все люди оставят тебя, а я всегда буду с тобой. Жив ли буду, умру ли — всегда буду с тобою!.. Не забывай меня! Смотри молись за меня! Ну, будешь за меня молиться? Ах, глупыш ты, глупыш! Знала бы ты, как Господь–то тебя любит!..»

Батюшка сказал: «Ну, как же руководствоваться правилом? Иногда приходится его обходить. Надо сердца слушаться! Ну, вот как, например, сегодня мог я не допустить одну женщину до причастия? Пришла она поздно, после Херувимской. Спрашиваю: почему? — оказывается поезда не идут сегодня (живет она в Перове). Она рассчитывала приехать рано в Москву. А вместо этого ей пришлось по сугробам идти 9 верст пешком. Она подвиг совершила, чтобы попасть ко мне на исповедь, а я буду применять к ней правило! По правилу я не должен бы ее допустить до причастия, а сердце мое говорит совсем иное… Нельзя жить одним правилом!..»

Перед смертью Батюшки, до его отъезда и после, я испытывала великую радость. Это состояние росло и увеличивалось незаметно, постепенно. С Великого поста и до отъезда Батюшки виделась я с ним редко: 3—4 раза в неделю, не больше, а иногда и два раза в неделю. Батюшка очень скорбел об этом и очень безпокоился за меня, а я испытывала такую радость и силу в себе, что удивлялась, о чем так безпокоится Батюшка и часто отказывалась совсем от свиданий с Батюшкой, т. к. они многим и мне самой причиняли мучения. Но Батюшка зорко следил за мною. Батюшка спрашивал: «Ну, что? Хорошо?» — «Хорошо, Батюшка!» — «Что же ты испытываешь?» — «Ах, Батюшка, вот тут (показываю на сердце и грудь) такая радость!.. Все хорошо, все хорошие, я не вижу зла, я всех люблю… Ах, как хорошо! Как хорошо!» Батюшка одобрительно покачал головой…

«Батюшка, мне иногда кажется, что вот–вот душа моя выпрыгнет и улетит на небо… А как же будет там, если здесь, на земле, такая радость? Что же там будет? Батюшка, а я буду с Вами?» — «Слушаться надо, слушаться! Если будешь во всем слушаться».

Часто Батюшка говорил мне о своей смерти, но я не давала возможности говорить ему об этом. И теперь вижу, что этим всегда мешала Батюшке подготовить меня к иной жизни. Часто наш разговор начинался с батюшкиной смерти: «Вот скоро я умру, — бывало скажет Батюшка, — а я начинаю плакать и просить Батюшку: «Нет, нет! Я без Вас не буду здесь жить… И не останусь, не останусь…» И так кричала и всегда об этом спорила с Батюшкой, точно я могла изменить волю Божию.

Батюшка плакал о нас о всех: «Вы все не готовы… Ну, как я вас оставлю! А меня давно, давно Господь зовет к Себе… И живу здесь и страдаю, задыхаюсь по вашей вине: такими я вас не могу оставить… Почему ты, например, не готова? Вот я умираю, мог бы и тебя взять с собой. Ты хотела бы со мной пойти?» — «Батюшка, и я, и я хочу с Вами!..» Но Батюшка серьезно ответил: «Нет, такую я тебя взять с собой не могу. Ну, куда ты годишься! Говорил я тебе, говорил, а ты все меня не слушаешься. Вот видишь о. Лазарь в два года сумел себя подготовить! Правда, ты со мной была один год, но и этого достаточно. Ты пришла ко мне в самое хорошее время. И года было достаточно… Но ты меня не слушалась, теперь вини себя: я тебя оставляю». И Батюшка плакал, плакал. «Сама виновата, — говорил, — а ты не обращала внимания на мои слова… А было так просто: только слушаться! Как тебе без меня будет трудно!»