Пастырь из спецназа
Шрифт:
Они давно пересекли черту города, и вокруг потянулись березовые перелески, а там, впереди даже показался темный сосновый бор Екимовской дачи. Оба молчали: и водитель, судорожно вцепившийся в баранку, и священник, напряженно пытающийся предугадать, где остановится черный микроавтобус. И только через пару километров кое-что начало меняться: идущий впереди «Форд» начал сбрасывать скорость, тормозить и вдруг повернул направо.
Священник невольно охнул. Потому что в этом месте направо шла только одна дорога, и вела она только в одно место – на
– Разворачиваемся, Петя! – быстро скомандовал он и вывернул шею, чтобы точно знать, а туда ли направляется «Форд».
Водитель выждал, пока мимо пройдут шедшие сзади две фуры, и заложил разворот. Ему определенно полегчало: не убили, не ограбили, а может быть, и начальство не заметит – времени прошло совсем немного…
– Давай назад, – распорядился священник, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Он должен был все обдумать. Снова. Детально. Как можно детальнее… Екимовская дача была слишком известным местом, чтобы относиться к ней легкомысленно.
Еще сто лет назад в этом, уже тогда зрелом сосновом бору была загородная резиденция известного в городе купца Екимова. Потом грянула революция, и здесь поселили беспризорных детишек, но после смерти Сталина купеческое здание пришло в упадок, и детишкам отвели более современное и вполне отвечающее всем санитарным нормам помещение. А на Екимовской даче начался затяжной ремонт.
Дачу ремонтировали около пяти лет, и за это время почти все, кто мог претендовать на нее, так или иначе обустроились. Получили прекрасный особняк у самой Волги туберкулезники, в славную березовую рощу на другом конце города отселили госпиталь ветеранов МВД, нашли приют и остальные… А дача, как и предполагали наиболее язвительные городские умники, как-то незаметно стала обкомовской.
Трудно было сказать, кому, какому юридическому лицу принадлежали отреставрированные купеческие хоромы теперь, но определенно, не простому. По крайней мере, милицейский пост, исчезнувший было на несколько недель после печально памятного «путча сопливых», снова появился и никогда более не исчезал. Впрочем, какая именно милиция – муниципальная или частная – бдит за сохранностью дачи теперь, сказать было сложно. Камуфляж, он и в Африке камуфляж, а подъехать и расспросить, что почем, ни у кого почему-то желания не возникало.
Стремительно закончились березовые перелески, впереди засверкали стеклами первые многоэтажки, а священник так и не решил, что будет делать. Он не мог оставить Бориса в беде, но место, в которое его отвезли, начисто отшибало всякую охоту обращаться к властям. Да и не хотел он сдавать костолицего ментам – не хотел, и все!
Они подъехали к Дому знаний, и отец Василий, вежливо поблагодарив Петю за оказанную услугу, удалился, оставив бедного водилу в полном недоумении относительно всего происшедшего.
Конференция подошла к концу. Из огромных стеклянных дверей Дома знаний, возбужденно переговариваясь, валил народ. Всех теперь ждало застолье, и предвкушение этого «послесловия» конференции затмевало даже ее саму. Отец Василий вздохнул и отправился выводить со стоянки свой работящий «жигуль».
Он долго, около четверти часа, пробивался сквозь заторы из разъезжающихся, нервно сигналящих легковушек и вывел свой «жигуленок» на трассу. На часах уже было около четырех дня, и до ночи он вполне успевал объехать Екимовский бор со всех мыслимых сторон. Оценить ситуацию следовало детально и методично.
Священник отдавал себе отчет в том, во что ввязывается. Но теперь он, как никогда ясно, понимал, что тот же костолицый никогда и не был настоящим преступником. Как бы ни бросались в глаза мощь и несомненные таланты Бориса, он был простым исполнителем аферы, задуманной другими. Именно Хозяина и следовало считать источником всех бед отца Василия в последнее время. Нет, он не собирался встречаться с самим Хозяином – упаси господь! Но вырвать из его лап уже начавшего прозревать Борьку он был обязан.
«Интересно, что за бойцы там на страже?» – подумал отец Василий. Кто-кто, а уж он, бывший спецназовец, прекрасно понимал, что все дело в качестве подготовки охранников Екимовской дачи, а отнюдь не в количестве. Потому что три правильно подготовленных бойца куда как опаснее, чем тридцать заплывших жиром остолопов и бездельников, нацепивших дармовой камуфляж.
Священник доехал до Екимовского бора и на невысокой скорости проехал мимо охранного поста. Отсюда, с дороги, был виден только один охранник, но там, в будке, вполне мог сидеть и второй. Трое это уже вряд ли…
Он проехал еще с полкилометра и там, где закончился трехметровый глухой забор дачи, увидел узкую, разбитую грунтовку. «То, что надо», – подумал священник и съехал с трассы. Но еще через полтора-два километра он понял, что это вовсе не то, что нужно: залитая талой мартовской водой грунтовка плавно огибала бор и уходила куда-то в заснеженные, только недавно начавшие обтаивать совхозные поля. «Ох, не сесть бы! – подумал он. – Тут помощи не дождешься!» И в этот самый момент машина скользнула вбок, заскрежетала дном по земле и встала. Отец Василий ругнулся и заглушил двигатель: дергать свой не так чтобы слишком новый «жигуль» наобум он просто боялся.
Священник открыл дверцу и вышел из машины. Сапожки сразу утонули в верхнем слое обтаявшей земли, и он покачал головой и вышел за пределы грунтовки – в плотный мартовский снег. Справа, в сотне метров от него высился темный Екимовский бор, прямо впереди виднелся какой-то мосток, а слева расстилались бескрайние заснеженные поля. Ни человека, ни машины, ни даже собаки…
Священник присел на корточки. «Жигуленок» застрял на самом низком участке дороги: дергай хоть взад, хоть вперед – везде будет вверх. Колеса – в наполненной грязной талой водой колее, а дно… Да что там дно! Хорошо сидел «жигуленок». Надежно.