Шрифт:
Комната была наполнена красным светом яркого заката. Красные закаты не редкость в Вертепске и его окрестностях. Город давно пользуется плохой репутацией среди многочисленного населения обширной территории бывшей Империи. Уж слишком тут было много странностей и необъяснимых случайностей. Про этот город ходили разные легенды. Одни глаголили, что все население этого городишки или знавалось с нечистой силой, или было этой нечистой силой само. Другие говорили о каком-то проклятье. Третьи объясняли всё наличием множества неосвященных кладбищ, языческих капищ и плохой аурой. Туристов было в городе крайне мало, несмотря на шикарную архитектуру города, построенную в стили готики и неоготики, так же в ансамбле города присутствовал ампир, но в меньшей степени. Город мог бы стать
– Дед, а дед! Расскажи Сережке про бой ваш, а то я ему говорю, а он не верит.
Около отдыхающего за чтением газеты пенсионера возникли два сорванца лет так десяти.
– Да не может такого быть.
– Так ребят, давайте по одному, а то вас, одновременно орущих, не поймешь.
– Деда, расскажи про тот бой в ущелье, про который ты мне рассказывал, а то Серега не верит.
– Не веришь Сергей?
– Простите, Прохор Александрович, но не верю. Слишком уж на сказку, или какой-то ужастик все это, со слов Вадьки, смахивает.
– Верю. Сам бы себе не поверил, если бы не пережил. Ну, уж если просите, то расскажу.
История эта, хоть и занятная, но долгая, так что присаживайтесь поудобней.
Произошло это во втором году большой имперской войны. Я до этого разведротой командовал, майором был. А к нам в часть политрука прислали. Старого то снарядом шальным накрыло. Тот мужиком был. Суровый конечно, но правильный. В личные дела не лез и занимался только тем, что ему положено, власть ни брал и дележом ее не занимался. А новый, как приехал, сразу начал свою власть устанавливать, под себя младших командиров гнуть. Да ладно бы честным словом и хорошими делами, но нет. В личные дела полез, в самое интимное руки свои засунул и давай там рыться. У кого жену фронтовую незаконную найдет, у кого родственников на оккупированной территории или не той национальности. Застращал и затерроризировал весь командный состав. Как с младшими закончил, принялся за середнячков. И вот приходит ко мне в землянку как-то раз. С бутылкой спирта, хлебом, с лучком, да селедочкой. И заводит разговор про жизнь, про службу ратную. Стакан, второй пропустили, и тут смотрю он начал в сторону нехорошую тянуть. Начал мне намекать, что моральные качества командира не должны ставиться под сомнение его подчиненными. Иначе они, дескать, в бою могут неправильно истолковать его приказ, и у них не будет уверенности в его стойкости и выдержки. И все это мне говорит краснолицый боров, который и врагов то видел пару раз за всю службу и то в тылу, в своем штабе, да связанных по рукам и ногам. И так он меня на путь истинный наставлял, что мне уже начало казаться, что это не я боевой майор разведки, а он, что это не у меня тридцать языков на счету, а у него. Но тут он перешагнул все мыслимые границы приличия, и решил мне напомнить, что мои родители были не имперскими подданными, и служили той стране, что сейчас одна из лидеров альянса. Вот тут я не выдержал и за грудки его взял. Ты, дескать, родителей моих покойных не касайся. Они еще до войны померли. Но это его не остановило, а даже раззадорило. И он начал высказывать теории и предположения, что у меня все так хорошо в рейдах получается, так как есть какой-то договор с вражеской стороной. Тут я не выдержал и врезал ему по морде. И все бы было хорошо, если бы этот боров не оказался на поверку худосочной барышней. От моего удара в нос, голова его дернулась и резко отскочила назад, сломав при этом его тонкие шейные позвонки. Мне потом следователь говорил, что это называется "эффектом хлыста". Военный трибунал прошел быстро и сурово. За убийство офицера мне должны были дать высшую меру социальной защиты, то есть расстрел. Но, учитывая мои заслуги на фронте, звание и все до этого полученные награды, разжаловали меня в лейтенанты и отправили командовать штрафбатом. Вот тут-то и начинается сказка, в которой я был как непосредственным участником, так и свидетелем всего происходящего.
Когда я прибыл в назначенное мне расположение, полковник внутренней
Я шел с вещмешком в расположение, когда мне на пути попались трое здоровенных бородатых мужиков в телогрейках и в армейских сапогах. Проходя мимо, они не отдали воинского приветствия, о чем я, остановившись, и высказал им.
– Товарищи солдаты, вы тут совсем расслабились? Приветствовать старшего по званию вас командир не учил? Или это уже убрали из устава?
Мужики уставились на меня как на боженьку, только что сошедшего с небес. Было видно, что они готовы исправиться, но что для этого делать, нужно не знали.
– Руку к голове прикладывать умеем, и говорить "Здравия желаю товарищ лейтенант"?
– А, ты об этом, товарищ? Так это мы завсегда, – сказал самый маленьких из них и сделал воинское приветствие. За ним повторили и остальные.
– Из какого взвода, бойцы?
– Вертепский, товарищ лейтенант, – ответил тот, кто заговорил первым.
– А эти двое, не говорят что ли?
– Говорят, но редко и мало. Наше дело воевать, а не лясы точить.
– Ну-ну, а вашего старшину как найти?
– А у вас к нему дело имеется? Или по поводу нашего воспитания решили с ним потолковать?
– А у вас во взводе все такие бородатые и любопытные?
– Бородатые все, а любопытных мало. Так насчет старшины то как?
– И по делу и по вашему воспитанию в частности. Я ваш новый командир взвода.
– Аааа… – выдохнул солдат, – тогда вам вон в ту сторону, – махнул он рукой, – там, около кухни был недавно.
– А у вас тут что, и полевая кухня имеется своя?
– Не, полевой не имеется. Это мы свою сами соорудили. Ту стряпню, что нам привозят, собаки есть не будут. Мы сами себя кормим.
– Понятно. А вы куда следуете?
– Да в соседний взвод. Там говорят, стоматолог служит бывший, а у нас зубы первоочередной инструмент.
– Вы ими что, колючую проволоку грызете что ли?
– Зачем же проволоку. Проволоку кусачками полагается.
– Ладно. Понятно. Отставить поход к стоматологу. Меня проводите до старшины, а там все видно будет.
– Никак нельзя товарищ лейтенант. Скоро альянсеры в атаку пойдут, и нам тогда тяжко будет.
– Ну, от больных зубов еще ни один человек не умирал.
– Человек может, и не умирал, а мы можем, – настаивал солдат.
И от его выражения лица и тона, я понял, что их лучше не останавливать, хотя бы до того времени, пока я не разберусь во внутренней политике и иерархии взвода.
– Ладно, я еще не в должности. Старшина знает?
– Естественно. Мы без разрешения с позиций ни ногой, мы ж не дезертиры там какие-то.
– Тогда шагом марш куда шли.
– Есть товарищ лейтенант! – второй раз они уже не забыли поднять руки в воинском приветствии, резко развернулись в унисон на каблуках и продолжили свой путь.
Старшину я действительно нашел около самопальной кухни. Три котла по пятьдесят литров на костре – вот все, что входило в эту кухню. Кроме старшины тут еще суетились два полуголых, несмотря на ноябрьский мороз, солдата.
– Товарищ старшина, – окликнул я, – подойдите ко мне, пожалуйста.
Старшина неторопливо поднял на меня глаза, оглядел с ног до головы и не торопясь, подошел.
– Здравия желаю, товарищ лейтенант.
Был старшина такой же, как и до этого встреченные солдаты. Огромен в плечах и бородат. Одет в таком же потрёпанный бушлат не уставного образца, и в валенки, вместо сапог.