Пасынки Джихада
Шрифт:
— Не знаю, — усомнился Глебыч. — Машина в принципе ничего. Но с такими руками…
Долго звонили, мялись у калитки — никто не открывал. Наконец самая сообразительная из нас, Лиза, догадалась повернуть ручку, стилизованную под массивное медное кольцо. Дверь оказалась открыта, и мы беспрепятственно вошли во двор.
Тишина…
Ни тебе собак, злобно лающих, ни вороватого колыхания занавесок за окнами, как бывает при посещении семьи «духа»… Вернее, семья его никому даром не нужна, внезапный визит наносится в надежде застать объект в домашней обстановке (и такое случается — не часто, но бывает). Так вот, бывает по всякому, но
Да, это было странно… Едва оказавшись во дворе усадьбы Руденко, я почувствовал те знакомые флюиды, которые трудно объяснить с научной или просто даже реалистической точки зрения. Так бывает, когда во вражьем селе заходишь во двор, где живёт семья «духа». Семья-соучастник, да простят меня правозащитники. В целом они люди хорошие и ни в чём не виноваты, но твой враг — их сын и брат. А значит, кто ты им? Вот-вот…
В общем, посещая такие места, человек опытный и посвятивший достаточно долгое время ратному делу, чувствует себя как на территории вражеской базы, где в тебя могут выстрелить из-за любого угла или исподтишка ткнуть ножом в спину. Глянув мельком на наш «барометр» — Васю, я понял, что он чувствует то же самое, и даже в большей степени…
А странным было то, что данная ассоциация никак не вмещалась в рамки имевшей место ситуации. Мы находились в мирном городе, далеко от особой зоны, на своей земле. И уж никак нельзя было отождествлять Руденко с «духом», хотя вреда он, может быть, принёс нисколько не меньше рядового бойца какого-нибудь НВФ [3] …
В глубине двора, под навесом, стояла «Волга» Руденко. Навес был прилеплен к летней кухне (флигелю), плавно переходящей в добротный кирпичный гараж на две машины. Рядом с кухней высился насыпной погреб с обитой железом дверью и оборудованным по всем правилам инженерного искусства вентиляционным коробом.
3
Незаконное вооружённое формирование.
«Волга» под навесом… Значит, Руденко собирался куда-то ехать? Какое досадное упущение! Надо было предусмотреть хотя бы беглый обзор двора, прежде чем тащить полковника в контрразведку. А то сосредоточились на деликатности в отношении родственников преступника и прозевали такой здоровенный флюид…
— Мы тут ночевать будем? — Петрушин многозначительно посмотрел на Иванова и кивнул в сторону погреба. — Вот с чего надо было начинать! Не выходит никто — ну и хрен с ними…
— А мы в мирном городе, — веско напомнил Иванов. — Привыкайте, нам ещё не раз в такой обстановке придётся трудиться.
— Сходить? — предложила Лиза. — Типа дама, толерантность и всё такое прочее…
— Спасибо, я сам, — полковник с благодарностью
Иванов громко постучал в металлическую дверь — (мало ли, вдруг звонок у калитки нерабочий?), выждал для приличия с минуту и вошёл. Как только он распахнул дверь дома, во двор плеснула задорная музыка и характерный гомон застолья.
— Ну! — Глебыч одобрительно крякнул: — Отдыхают люди. Теперь понятно, почему не открывали.
— Че-то тут того… — Вася с сомнением покрутил головой и зачем-то задвигал ноздрями, как будто принюхиваясь. — Не того…
— В смысле? — насторожился Петрушин.
— Да как в погребе! Когда гуляют, всегда на улице слышно. Чай, не глухонемые. А тут — тишина. Пока дверь не раскрыли, не слышали ничего…
— Значит, звукоизоляция хорошая, — рассудительно заметил Глебыч. — Вон, стеклопакеты везде…
— А гости? Кто видел, как гости съезжаются? — Вася обернулся ко мне. — Я что, всё на свете проспал?!
— Не было гостей, — успокоил я Васю. — Наверное, приехали, когда мы в контрразведку…
В этот момент на крыльцо вышел Иванов.
И как-то странно вышел… Задом наперёд, на цыпочках, вжав голову в плечи и как будто даже затаив дыхание. Знаете, как пятится человек от чего-то большого и страшного, боясь это страшное разбудить!
— К бою! — тихо рявкнул Петрушин.
Мы метнулись к дому, доставая на ходу оружие, и прилипли спинами к стене.
— Не надо, — Иванов шумно выдохнул и помотал головой, будто отгоняя наваждение. — Заходите. Только аккуратно, не наступите…
В доме было скверно. Всё перевёрнуто вверх дном, повсюду разбросаны вещи. Навороченный домашний кинотеатр (простому военному такой явно не по карману) орёт как оглашенный, транслируя видеозапись чьей-то свадьбы…
На полу, в гостиной, в буквальном смысле плавали в собственной крови три женщины разных поколений. На свои оперативные снимки они сейчас были похоже меньше всего, но я всё-таки определил, что это тёща, жена и дочь нашего преступника. У всех трёх было перерезано горло. Вернее, не просто перерезано, а прямо-таки развалено до шейных позвонков.
— Вход держите, — деловито буркнул более других адаптированный к таким зрелищам Петрушин и кивнул Васе: — Пошли…
Характерная деталь: дочь Руденко, девочка лет пятнадцати, почти полностью обнажена. На ней остались лишь лохмотья изорванной футболки. Тело её покрыто ссадинами и кровоподтёками…
— Вот же суки…
Это Костя — стиснув зубы, с придыханием и неподдельной ненавистью. У Кости дочь примерно такого же возраста. Такие вещи, как правило, всегда отчётливее воспринимаются с точки зрения личной сопричастности…
Все окна в доме плотно закрыты и занавешены шторами. И пахнет, как в убойном цехе. Воздух плотный, с тошнотворным солоноватым привкусом и какими-то непередаваемыми флюидами страшных страданий. Даже обладая небольшим опытом в подобного рода делах, можно сразу сказать: в этой комнате несколько человек не менее часа истекали кровью и потели от боли и ужаса…
— Давайте окно откроем, — побледневшая Лиза шумно сглотнула. — Какой ужасный запах…
Девочка вся в кровоподтёках… Кровоподтёки, как известно, это явления прижизненного характера. Только живая плоть реагирует мгновенным приливом крови к травмированному участку тела.