Патриарх Никон
Шрифт:
Священник отвечал, что для этого нужно знакомство с патриархом.
Царица милостиво разрешила ему обратиться к Никону от её имени и присовокупила, что по случаю смерти во время чумы царского духовника отца Степана он взял другого — отца Лукьяна, но что наставником к её детям никто не назначен, а потому она попросит царя, чтобы к старшему сыну её, Алексею, сделан был бы духовным отцом он.
Поп [28] едва успел поцеловать царице руку в благодарность за её милость к нему, как из
28
Называю священников попами, так как это тогдашнее их официальное название.
— А ты, собака, жид, чего не пущаешь домой? Да вот я тебя, пса...
— Смилуйтесь... на это царский приказ...
— Вот я тебя, царский указ... хочу домой. Где я?
— У отца... отца.
— Какого отца?
Поп открыл дверь и вошёл в комнату, где лежал Стрешнев.
— У меня, — сказал он, — боярин, ты в доме, я здешний приходский священник.
— А! Это тебя подкупил поп Берендяй держать меня у себя, да и этого жида Данилку, — заревел Стрешнев.
— Не знаю я никакого попа Берендяя.
— Какой же ты поп, коли не знаешь своего наистаршего... попа и из попов!
— Да таких у нас и нету-ти... есть только попы и протопопы.
— Совсем ты дурак, и не поп, наистаршего, наисветлейшего не знаешь.
Священник догадался о ком речь, но прикинулся непонимающим.
— И светлейших попов не знаю, но могу уверить боярина: мы с лекарем по указу царя и царицы.
— И царицы! — удивлялся Стрешнев и, спустя минуту, продолжал. — И царицы! Так это не был сон?.. Так это она, милосердная, сидела здесь и брала меня за руку...
— Да, это была я, — сказала царица, входя к нему. — Надеюсь, упрямое дитя, ты полежишь здесь до утра?
— Не могу, милостивая царица, вели перевезти сегодня же. Здесь я ещё пуще заболею с тоски.
— Коли так ты желаешь — нечего делать: я сама довезу тебя, да вот и колымага моя приехала.
Царица вышла, Данилов, священник и аптекарь одели Стрешнева, и через четверть часа они вывели его на двор и усадили вместе с царицею в экипаж.
Данилов, священник и аптекарь взобрались на стоявшую здесь же таратайку Стрешнева, и поезд тронулся к дому окольничьего.
XLII
СВАТОВСТВО
Прошло две недели после кулачного боя, и Стрешнев, совершенно выздоровев, сидел в своей опочивальне у окна и близ него на стуле виднелись приятели его: думный дьяк Алмаз Иванов и Богдан Хитрово.
— Плохо, плохо, — говорил Стрешнев, — казны нету-ти и дело с концом!.. Царь не даёт, говорит: война и на ратных людей надоть, а царская казна почти пустая.
— Народу-то у тебя, боярин, много, — заметил Алмаз.
— Много-то много, да нельзя же жить иначе: люди что скажут... Никита Иванович Романов живёт не так, как я.
— Так женись на богатой, — заметил Хитрово.
— На богатой? — удивился Стрешнев. — Да где же они теперь?.. На Трубецкой? — Да ведь он скареда: за дочь даст медный грош.
— Есть невеста богатая, — улыбнулся Алмаз, — да не знаю, что дашь за сватовство, а мы с Хитрово дело-то свахляем...
— Говори, а за подарком дело не станет: любого коня... любое оружие выбирай... — обрадовался Стрешнев.
— Ишь ты расходился: любого коня... аль меч кладенец... Дашь ты не то, коли высватаем, — расхохотался Алмаз, осклабив белые свои зубы.
— Ну, говори, не мучь... говори... кто ж невеста?..
— А царевна Татьяна Михайловна...
— Да ведь она мне троюродная... Правда, невеста хоть куда... Но царь что скажет, а поп Берендяй...
— Да, лакомый кусок, — заметил Алмаз. — Ведь царевна Татьяна Фёдоровна, сестра царя Михаила, всё оставила ей: и вотчины, и сёла [29] , и всю-то богатую свою движимость, да и отец, и царь наградили её, что станет не только на её век, но и на век её детей.
29
Сёлами назывались дворцовые имения.
— Оно-то вальяжно, — заметил Стрешнев. — Но доселе я называл её: сестрица Таня, а тут вдруг «жена»... Люблю-то очень сестрицу... да и прекрасна она... но увы и ах, выйдет ли за меня? Ведь меня-то она не раз за уши драла, как, бывало, я ненароком в их девичью попаду, покалякать с сенными девчонками... аль за вихры отдерёт... а теперь вдруг жена... Полно, Алмаз, шутки ты шутишь...
— Не шучу я шутки, не оставаться же такой красавице, да с состояньицем, да царской сестрице, в Христовых невестах. Не хочет царь родниться больше с рабами... так ты же сам из царских, — отец-то твой дядя царю Михаилу.
— Оно-то так... ну вот и высватай... А красавица Татьяна Михайловна первая в Москве, да умница какая... Да только страшно, откажет... тогда ведь посрамление одно.
— Нужно так с боку... не прямо... Вот попроси Хитрово, он с тётушкою Анной Петровной своею, а ты с царицей... Коли возьмётся царица, всё пойдёт как по писаному... И умница царица, и знает норов царевен, как с кем что нужно... А царевна уж в таких годках, что и пора... ты же, боярин, первый здесь жених: и молод, и казист, да вотчин и поместьев видимо-невидимо. Поклонись же Хитрово.
— Отчего же, — сказал Хитрово, — коли можно удружить и службу сослужить, так я и в огонь и в воду. Еду теперь же домой и тётушке скажу, недаром же она и первая сваха, она и с Анной Ильинишной Морозовой покалякает, а там и с царицей.
Когда тётушка Хитрово узнала, что забубённый Стрешнев желает жениться, да ещё на царевне, она тотчас велела заложить свой рыдван и поехала к Анне Ильиничне.
Анна Ильинична немедленно поехала с нею к царице, так как она слышала от неё, что нужно Стрешнева женить, да поскорее.