Патриарх Никон
Шрифт:
— А! Вы, друзья, собрались... Ну, поп Берендяй задаёшь нам тоску... Заставил раскошелиться и царя, и бояр... Царь-то ничего... а вот бояре — унеси ты моё горе, точно полыни облопались... Держался я за животики — князь-то Трубецкой, скареда, и тот вотчину отдал... т.е. после своей смерти... А Одоевский, Урусов, Лыков, Романовский... Ха! ха! ха! Один лишь Шереметьев, тот и пенязями, и лесом, и камнем, и землями.
— А ты что дал? — прервал его Алмаз.
— Я?.. да что лучшую вотчину-то свою подмосковную, — вздохнул Стрешнев.
— А чем будешь теперь жить? — озлобился Алмаз.
— Положу
— Зубы-то не положишь, — обиделся за него же Хитрово, — ты пойди-ка на войну да отличись, как сделали Урусов и Одоевские, и царь тебя взыщет. Не поскупится он тебе дать тогда и десяток поместьев с угодьями, пашнями и пущами.
— Держи карман пошире, — расхохотался Алмаз, — кому служба мать, кому мачеха.
— А впрямь, пойду в рать, — вздохнул Стрешнев.
— Да ведь купецкие-то дочери и молодоженки поиздыхают на Москве, — подшутил архимандрит Павел.
— Ты останешься, — засмеялся Стрешнев.
— Шутки в сторону, — серьёзно возразил архимандрит, — окромя нужно ножку подставить святейшему... а коли он долой, то и монастыря, и храма Воскресенья не будет, — вот и вотчины вновь отойдут назад к жертвователям.
— Оно-то так, — возразил Стрешнев, — да пойди ты с ним, потягайся... сегодня он нагородил с три короба, а царь-то и рот раскрыл, и уши-то развесил, точно сам Иоанн Златоуст с амвона глаголет. Я, говорит... и того... и сего... и патриархи-то плевка не стоют, и вот-де папа... тот и такой и сякой распрекрасный... и будет сие место точно Рим... а я, дескать, новый папа... и все придут ко мне на поклонение... и будут-де целовать они не туфлю мою, а сапог.
— Смазной, — расхохотался Алмаз.
— Позволь, не то он говорил, — прервал Стрешнева Хитрово.
— Всё едино, так я и рассказывать то буду, коли возвращусь в Москву, — рассердился Стрешнев.
— Вот за это — люблю! — восхитился архимандрит.
II
НИКОН СТРЕМИТСЯ ПРОРУБИТЬ ОКНО В ЕВРОПУ
В начале XIV века, т.е. в 1323 году, на месте нынешнего Шлиссельбурга, у истока Невы из Ладожского озера новгородцы заложили крепость Орешков.
Цель её была не только защитить свои владения от шведов и финнов, но это был порт, по которому их торговый флот вёл свои операции с Европой, а морской флот, который был довольно силён, действовал в случае надобности против шведов.
Но во время междуцарствия и смут в России в начале XVII века шведы вторглись в Новгородскую область, овладели ею и вместе с тем захватили на Ладожском озере Кексгольм, или Кареллу, и Орешков.
Карелла была сильною крепостью и господствовала над западным берегом Ладожского озера, и шведы взяли её с большим трудом: гарнизон наш бился до последнего и почти весь погиб. Овладев этими двумя пунктами, шведы отрезали нас совершенно и от Балтийского моря, и от Европы. По Столбовскому договору после тяжкой войны царь Михаил Фёдорович заставил шведов возвратить нам новгородские земли, но граница наша отодвинута от Ладожского озера и Невы, так что мы остались всё же без моря и без порта. Факт этот был так многозначителен, что тогдашний шведский король Густав-Адольф на сейме говорил, что он не столько сожалеет о возвращении новгородских земель России, как радуется тому, что мы отодвинуты от моря: так как эта варварская страна владеет землями, дворянством и естественными богатствами, и если она получит порт в Балтийском море, то сделается страшною для Швеции соседкою.
После этого и поход именно под Смоленск, и война наша с Польшей при Алексее Михайловиче показали, что мы без порта не можем политически существовать.
Вот причина, почему тотчас после возложения на себя патриаршей митры Никон снарядил Петра Потёмкина для занятия берегов Финского залива; а 25 мая он отправил к нему донских казаков, которых он благословил идти даже на Стокгольм.
Пошли эти войска на Новгород и двинулись к берегам Ладожского озера. По пути попадались Потёмкину одни лишь финны; они принимали его радушно, с хлебом и солью, и указали на одни лишь шанцы, занятые шведами.
Войска наши двигались очень медленно, и потому казаки нагнали их, и они вместе обложили эту крепостцу.
Шведы отчаянно защищались, но должны были уступить силе и сдались.
Дальнейшая судьба этого похода неизвестна, но из жалоб тогдашних шведских послов видно, что он был успешен, что захвачена вся местность Финского залива и вместе с нею множество пленных и добра.
Этот первый поход московских царей к берегам Невы и Ладожского озера не мог остаться бесследным в истории нашей, и поход Петра Великого туда же есть только продолжение начатого Никоном.
Но в то время как Потёмкин прокладывал нам путь к Финскому заливу, царь, торжественно въехав в Полоцк 5 июля, через десять дней выступил в Ливонию против шведов.
Ночью через дремучие леса Ливонии по пути к Динабургу движутся пешие ратники с небольшим обозом; они идут без устали и роздыха и спешат как бы на пир. Впереди рати двое: один средних лет, другой помоложе.
— Боярин, — говорит младший, — не осерчает царь?.. Ведь мы на разведку лишь посланы, а ты хочешь ударить на Динабург.
— И ударим, Родивон Матвеевич! Что же мешкать-то? Царь-батюшка за нами идёт, и не ему же драться?.. Коли удастся, спасибо скажет; коли нет — сам пойдёт с главными силами. Авось и удастся — тогда нам слава.
— Слава-то слава, боярин, а коли головы мы там сложим?
— Двум смертям не бывать, одной не миновать.
— Это-то правда.
Предводители были князь Урусов и Родивон Матвеевич Стрешнев.
Когда этот отряд, имевший три тысячи четыреста ратников, приблизился к Динабургу, шведам и в голову не приходило, что он решится на что-нибудь серьёзное, и полагали, как это было в действительности, что он будет ждать главные силы с царём.
Но вышло иначе: придя до света часа за два и отдохнув немного, войска наши бросились на большой город и в течение одного часа заняли его после ожесточённого боя.
Шведы отступили и запёрлись в верхнем городе. Русские бросились на приступ и, хотя несколько раз были отбиваемы, но наконец одолели врагов; шведы, однако же, не хотели сдаваться и все до единого погибли.
Урусов и Стрешнев всюду были впереди и только геройству своему обязаны были успехом; в особенности Стрешнев содействовал много победе.