Патрик Кензи
Шрифт:
По правде сказать, я забыл обо всем этом, но только до той минуты, когда увидел Фила с Мэй. Не знаю почему, но вспоминать его как пьяницу, которому как-то удалось жениться на Энджи, было гораздо легче. Тем не менее, Энджи оставалась женой Фила целых двенадцать лет. Даже тогда, когда он бил ее. И тому была причина. Заключалась она в том, что, пусть он превратился в чудовище, все равно в глубине души он оставался тем же Филом, встреча с которым всегда доставляла радость.
Таков был Фил, поднявшийся с корточек рядом с Мэй в тот
— Как дела, красавица?
— Прекрасно. — Мэй поднялась на цыпочки, чтобы дотронуться до волос Энджи.
— Ей нравятся твои волосы, — сказал я.
— Неужели? Вот эта копна? — Энджи опустилась на одно колено, когда Мэй запустила руку в ее волосы.
— Такие густые, — сказала девочка.
— Моя парикмахер тоже так считает.
— Как жизнь, Патрик? — Фил протянул мне руку.
Я задумался. В это ясное осеннее утро, когда воздух так свеж, что действует как тоник, а солнце совершает легкий танец на оранжевых листьях, глупо было бы нарушать покой окружающего мира.
Я колебался, и это было заметно, но потом шагнул к Филу и пожал ему руку.
— Неплохо, Фил. А как ты?
— Хорошо, — ответил он. — Все так же. День за днем, как все, но, сам знаешь, все в жизни статично.
— Верно. — По-моему, в данный момент эта самая статичность воцарилась на моем лице.
— Ну, ладно… — Он оглянулся через плечо на свою бывшую жену и девочку, занятых волосами друг друга. — Настоящая находка.
— Которая из них? — спросил я.
В его улыбке чувствовалось разочарование.
— Полагаю, обе. Но сейчас я говорил о четырехлетней.
Я кивнул.
— Да, она и вправду чудо.
Энджи, держа Мэй за руку, подошла к Филу.
— К которому часу тебе на работу?
— К двенадцати, — сказал он и взглянул на меня. — Понимаешь, работаю сейчас у художника в Бэк Бэй. Двухэтажный особняк, вспарываю всю облицовку, паркет девятнадцатого века с тем, чтобы заменить его на черный-черный мрамор. Как тебе это? — Он вздохнул и провел рукой по волосам.
— Послушай, — сказала Энджи, — не мог бы ты усадить Мэй на качели вместе со мной?
— О, даже не знаю, — ответил Фил, глядя на Мэй, — у меня ручка бо-бо.
— Не будьте большим ребенком, — сказала Мэй.
— Что, не назовешь меня ребеночком, а? — спросил Фил и, подхватив девочку одной рукой, усадил себе на бедро, и все трое зашагали через улицу к детской площадке, весело помахав мне перед тем, как поднялись по ступенькам и направились к качелям.
Глава 21
— Вы встречаетесь с Алеком Хардименом, — сказал, не глядя на меня, Болтон, когда я вошел в конференц-зал.
— Вы мне?
— У вас с ним сегодня свидание в час дня.
Я взглянул на Девина и Оскара.
— У меня?
— Весь ваш разговор будет записываться.
Я уселся в кресло напротив Девина, нас разделял огромный — величиной с мою квартиру — вишневого дерева стол, Оскар уселся слева от Девина, остальные места вокруг стола заняло с полдюжины федералов, облаченных в строгие костюмы и галстуки. Большинство из них были заняты разговорами по мобильным телефонам. У Девина и Оскара телефонов не было. У Болтона, восседающего на другом конце стола, было целых два, полагаю, не простых, а специальных, с прямой связью.
Болтон встал и, пройдя вдоль стола, подошел ко мне.
— О чем вы беседовали с Кевином Херлихи?
— О политике, — сказал я, — о текущей котировке йены и тому подобном.
Болтон положил руку на спинку моего кресла и нагнулся ко мне настолько близко, что я ощутил запах таблеток от кашля, исходящий из его рта.
— Расскажите мне, о чем вы говорили, мистер Кензи.
— О чем, по-вашему, мы говорили, специальный агент Болтон? Он посоветовал мне отказаться от расследования дела Уоррена.
— А вы разрядили обойму по его машине.
— В тот момент это показалось мне подходящим ответом.
— Почему ваше имя всплывает в связи с этим делом?
— Понятия не имею.
— Почему Алек Хардимен хочет поговорить с вами?
— Опять же, без понятия.
Огибая стол, Болтон задвинул свой стул и остановился позади Девина и Оскара, засунув при этом руки в карманы. У него был вид, будто он не спал целую неделю.
— Мне нужен ответ, мистер Кензи.
— У меня его нет. Я передал Девину копии протоколов по делу Уоррена. Я разослал фотографии парня с козлиной бородкой. Я рассказал вам все, что помнил, о своей встрече с Карой Райдер. Но в остальном в такой же темноте, как и вы, ребята.
Болтон вытащил руку из кармана и почесал затылок.
— Что у вас общего с Джеком Раузом, Кевином Херлихи, Джейсоном Уорреном, Карой Райдер, Питером Стимовичем, Фредди Константине, окружным прокурором Тимпсоном и Алеком Хардименом?
— Это что, загадка?
— Отвечайте на вопрос.
— Я. Черт возьми. Не. Знаю. — Я поднял руки. — Вам ясно?
— Вы должны помочь нам найти выход, мистер Кензи.
— Я и пытаюсь, Болтон, но ваш метод интервьюирования очень напоминает уловки мошенника, желающего выманить деньги в долг. Вы смешали меня с дерьмом, поэтому сомневаюсь, смогу ли быть вам чем-то полезен, так как вряд ли буду в состоянии переступить через свой гнев.
Болтон направился к противоположной торцевой стене помещения. Стена была примерно тридцать футов в длину и двенадцать в высоту. Он потянул за чехол, скрывавший ее, и под ним обнаружилось покрытие пробкового дерева, занимающее почти девяносто процентов стены. К нему кнопками и тонкими проволочками были прикреплены фотографии и схемы мест преступления, листы со спектральными анализами и свидетельства очевидцев. Я встал со своего места и медленно пошел вдоль стола, стараясь держать всех сидящих в поле зрения.