Патрик Кензи
Шрифт:
— Он немного странный, — сказал Лиф, — но в целом хороший человек.
Большая тень от тюремной стены пролегла через лужайку и затемнила траву, и, казалось, Долквист остерегался ее. Он шел по краю тени, по полоске освещенной солнцем травы, и делал это с осторожностью, будто боясь оступиться и погрузиться в темную зелень.
— Как думаете, куда он пошел?
— Проверять свою жену. — Лиф сплюнул на гравий.
— Думаете, то, что говорил Хардимен, правда?
Он пожал плечами.
—
Теперь, когда Долквист достиг края тени тюремной стены и травы, он казался маленькой фигуркой и, перейдя в парковый массив, скрылся из виду.
— Бедный рогоносец, — сказал я.
Лиф вновь сплюнул на гравий.
— Молитесь, чтобы в один прекрасный день Хардимен не вынудил кого-то сказать то же самое о вас.
Внезапный порыв ветра вырвался из темноты теней под стеной, и я невольно напряг плечи, чтобы противостоять ему, когда открывал дверцы машины Болтона.
Он встретил меня словами:
— Прекрасная техника по части интервью. Обучались?
— Сделал все, что мог, — ответил я.
— Ни черта вы не сделали, — сказал он. — Совершенно ничего не узнали о нынешних убийствах.
— Ну что ж, — я огляделся вокруг.
Эрдхем и Филдс сидели за узким черным столом. Из висящей над ними роты мониторов пять прокручивали запись нашего с Хардименом интервью, а шестой показывал Алека в реальном времени, сидящего в той же позе, в какой мы его оставили: с закрытыми глазами, откинутой назад головой, поджатыми губами.
Рядом со мной Лиф просматривал записи по другому ряду мониторов, на противоположной стене, там на экранах мелькали фотографии, одни сердитые лица сменялись другими, более свежими, и все это с частотой шесть кадров каждые две минуты. Я присмотрелся и увидел, что пальцы Эрдхема ловко прыгают по клавишам компьютера, и понял, что он просматривает тюремную картотеку.
— Где вы получили санкцию на это? — спросил Лиф.
Болтон выглядел уставшим.
— У федерального судьи в пять утра. — Он подал Лифу документ. — Взгляните сами.
Я смотрел на мониторы над его головой, на которых как раз появились свежие фотопортреты заключенных. Лиф склонился рядом со мной над бумагой и медленно, водя пальцем, читал ее, я же смотрел на шесть физиономий заключенных, пока их не сменили новые. Двое из них были черными, двое белыми, у одного было так много татуировок, что он весь был зеленым, а один был похож на испанца, но его волосы, несмотря на молодость, были абсолютно белыми.
— Задержитесь на этом, — попросил я.
Эрдхем посмотрел на меня через плечо.
— Что?
— Задержите эти лица, — повторил я. — Можно это сделать?
Он снял пальцы с клавиш.
— Сделано. — Он посмотрел на Болтона. — Ни один из них не подходит, сэр.
— К чему?
Болтон сказал:
— Мы прогоняем личное дело каждого заключенного через всю тюремную базу данных, сколь бы незначительны ни были дела, чтобы выявить любую связь с Алеком Хардименом. Подходим к концу буквы «А».
— Два первых совершенно чисты, — сказал Эрдхем. — Ни одного случая контакта с Хардименом.
Теперь Лиф тоже смотрел на мониторы.
— Дайте еще раз шестой, — сказал он. Я подошел к нему. — Кто этот парень?
— Вы видели его раньше?
— Не знаю, — сказал я. — Его лицо кажется мне знакомым.
— Вы бы запомнили его волосы.
— Да, — сказал я, — запомнил бы.
— Эвандро Аруйо, — сказал Эрдхем. — Никаких контактов в камерах, ни во время работы, ни в свободное время, ничего общего…
— Компьютер не все знает, — сказал Лиф.
— …по приговорам. Пытаюсь выбить из него сейчас данные об инцидентах.
Я же все смотрел на лицо. Оно было женственным и привлекательным, похожим на лицо красивой женщины. Белоснежные волосы резко контрастировали с огромными миндалевидными глазами и янтарной кожей. Сочные надутые губы также походили на женские, а ресницы были длинными и темными.
— Важный инцидент номер один — заключенный Аруйо заявляет, что был изнасилован в гидротерапевтической комнате шестого августа восемьдесят седьмого года. Заключенный отказывается опознавать предполагаемого насильника, требует одиночного заключения. Требование отклонено.
Я посмотрел на Лифа.
— Меня тогда еще здесь не было, — сказал он.
— За что он попал сюда?
— Крупный автоугон. Первое нарушение.
— И сразу сюда? — спросил я.
Болтон теперь стоял возле нас, и я вновь чувствовал запах таблеток в его дыхании.
— Крупный автоугон не тянет на максимум.
— Скажите это судье, — проговорил Лиф. — И полицейскому, чью машину Эвандро «реквизировал». Кстати, легавый был собутыльником судьи.
— Инцидент номер два: подозрение в нанесении увечья. Март восемьдесят восьмого. Никакой дальнейшей информации.
— Означает, что он сам изнасиловал кого-то, — сказал Лиф.
— Номер три: арест и процесс за непредумышленное убийство. Осужден в июне восемьдесят девятого.
— Добро пожаловать в мир Эвандро, — сказал Лиф.
— Отпечатайте это, — сказал Болтон.
Лазерный принтер зажужжал, и первое, что он выдал, была фотография, которую мы все рассматривали. Болтон взял ее и посмотрел на Лифа.
— Был ли какой-нибудь контакт между этим заключенным и Хардименом?
Лиф кивнул.