Патрик Кензи

Лихэйн Деннис

Энджи готова была выцарапать сенатору глаза, но я успокаивающе положил руку ей на колено. Потом полез во внутренний карман и достал ксерокопию того самого фотоснимка. Я держал ее так, чтобы он был вне пределов досягаемости Малкерна или Вернана, и улыбался едва заметно, холодно, ни на миг не отводя глаз от сенатора. Чуть подавшись назад, чтобы не угореть от перегара виски, я сказал:

— Сенатор, мой отец был одним из ваших лакеев. Вам видней. Однако сообщаю для вашего сведения, что до сих пор ненавижу эту сволочь, хоть его давно и нет в живых.

А потому не старайтесь пробудить во мне сыновние чувства. Моя семья — это Энджи. Не он. И не вы. — Я рывком высвободил запястье из его цепких пальцев и в свою очередь стиснул его руку. — И вот еще что, сенатор… Если вы снова вздумаете угрожать мне, я очень сильно осложню вам жизнь… — и с этими словами шлепнул фотографию на стол перед ним.

Если Малкерн и узнал тех, кто на ней запечатлен, то виду не подал. Он все так же не сводил с меня сузившихся глаз — даже зрачки стали размером с булавочную головку. Концентрированный заряд ненависти исходил из них.

Поглядев на Энджи, я отпустил кисть сенатора и поднялся:

— Благодарю за внимание. — Потом потрепал Джима по плечу: — Всегда рад встрече с тобой, старина.

— Счастливо, Джим, — сказала Энджи.

Мы двинулись прочь.

Если бы мы дошли до дверей, уже осенью я сидел бы на пособии для неимущих. Если бы мы дошли до дверей, мне вскоре пришлось бы перебираться в Монтану, в Канзас, или в Айову, или в подобное же захолустье, где, по моим понятиям, царит такая тоска, что никому не хочется вводить эти штаты в сферу своего политического влияния. Если бы мы дошли до дверей, Бостон был бы для нас закрыт.

Мы были в четырех-пяти метрах от выхода, когда за спиной раздалось: «Патрик», — и я понял, что все же немного разбираюсь в природе человеческой. Энджи стиснула мою руку, и мы обернулись с таким видом, словно делали окликнувшему нас Джиму Вернану большое одолжение.

— Пожалуйста, вернитесь и сядьте.

Мы подошли к столу. Малкерн протянул руку:

— С утра я всегда малость не в духе. И потом — у меня слишком своеобразный юмор: не все понимают.

Я пожал ему руку:

— Бывает.

Он повернулся к Энджи:

— Мисс Дженнаро, уж вы простите старого брюзгу.

— Все забыто, сенатор.

— Называйте меня просто «Стерлинг», — с задушевной улыбкой он похлопал ее по руке. Просто воплощение искренней благожелательности и непритворной задушевности.

— Откуда это у тебя? — спросил Джим, кивнув на снимок.

— От Дженны Анджелайн.

— Но это ксерокопия.

— Именно.

— А оригинал? — спросил Малкерн.

— У меня.

— Пат, — сказал он, явно сдерживаясь, но продолжая улыбаться. — А ведь мы тебя наняли, чтобы ты нам документы вернул, а не копии.

— Пока я не разыщу остальные, этот побудет у меня.

— С какой стати? — спросил Джим.

Я ткнул пальцем в первую полосу газеты:

— Очень уж грязно становится. Не люблю. А ты, Энджи?

— И я не люблю.

Я поглядел на Малкерна и Вернана:

— Вот видите — мы не любим грязи. Оригинал останется у нас, и это нам поможет не вляпаться, не изгваздаться. А там видно будет.

— Помощь нужна, Патрик?

— Разумеется. Расскажите мне про Полсона и про Сосию.

— Неосмотрительно со стороны Брайана, — сказал Малкерн.

— В самом деле? — спросила Энджи.

— Идиотская неосмотрительность. То, что может себе позволить рядовой гражданин, непростительно публичному политику. — Он кивнул Джиму.

Тот сцепил пальцы в замок.

— Шесть лет тому назад сенатор Полсон развлекся… хм-м… с одной из проституток мистера Сосии. Это был, скажем так, кутеж. В данных обстоятельствах я вряд ли способен описать его более подробно, но вся эта увеселительная затея вылилась в нечто большее, нежели вечер с вином и женщинами.

— Ни одну из которых не звали миссис Полсон, — вставила Энджи.

Малкерн покачал головой:

— Да это в данном случае не важно. Она жена политического деятеля и понимает, чего от нее ждут в подобных ситуациях. Неприятности возникнут в том случае, если достоянием гласности станут документальные свидетельства этой веселой ночки. Брайан в настоящее время очень громко, хоть и молча, ратует за законопроект о борьбе с уличным терроризмом. Малейшее упоминание о связи с людьми такого сорта, как этот… мистер Сосия, — пиши пропало. Крах.

Мне ужасно хотелось спросить, как это можно ратовать «громко, хоть и молча», но я остерегся, опасаясь, что мой вопрос обнаружит дремучее политическое невежество. Вместо этого я осведомился:

— Как зовут Сосию?

— Марион, — ответил Джим.

Малкерн посмотрел на него.

— Марион, — повторил я. — А каким образом на сцену вышла Дженна? Как она получила эти фотографии?

Перед тем как ответить, Джим вопросительно взглянул на Малкерна и, получив некое телепатическое дозволение, сказал:

— Мы пришли к выводу, что, скорей всего, Сосия попытался его шантажировать, для чего и прислал ему эти снимки. Сами можете судить, до какой степени Брайан напился в ту ночь. Он, что называется, отключился в своем кресле, оставив фотографии у себя на столе. Потом пришла Дженна для обычной уборки, и мы полагаем…

— Минутку, — перебила его Энджи. — Вы хотите сказать, что Дженна была так возмущена снимками, что забрала их? Забрала, сознавая, что в этом случае за ее жизнь никто не даст и ломаного гроша? — В голосе ее звучало явное недоверие.

Джим пожал плечами.

— Поди пойми этот сброд, — сказал Малкерн.

— Но зачем же Сосии было убивать ее? — спросил я. — Мне кажется, он вряд ли хотел, чтобы фотографии, где Полсон снят с каким-то наркоманом, стали, как вы выражаетесь, достоянием гласности.

Малкерн рта еще не успел открыть, а я уже наперед знал, что он скажет. Хотелось бы знать, зачем я вылез с этим вопросом, наперед зная ответ.

— Поди пойми этот сброд, — повторил он.

Глава 16