Патриот. Жестокий роман о национальной идее
Шрифт:
…То утро было пронзительно чистым: через Аппалачи прорвался холодный воздух из Канады, и металл маленького «Цивика» был покрыт инистой росой.
— Вы готовы? — Слава открыл водительскую дверь и поставил ногу на порог. Гера медлил, в нерешительности остановившись перед капотом машины.
— Не знаю… А вдруг не получится сыграть так, что мне поверят?
— Тогда самое время перейти на «ты», — усмехнулся Пронин, — это тот скрытый резерв, который можно включать, когда в твоих советах нуждаются больше всего. Пойми, что если у тебя не получится запудрить им мозги, то вместо тебя обязательно
— Откуда ты знаешь?
— А кто тебя прислал сюда?
— Петр. «Генерал Петя». У нас его так называют.
— Так тебе нужны еще какие-то объяснения?
— Да нет… Теперь уже нет.
— Дам тебе хороший совет: ты держись возле него, возле Сеченова. Он хороший мужик и своих людей никогда не сдает. Он может изменить твою жизнь навсегда так же, как когда-то изменил мою. А в моей жизни я должен был стать либо вологодским алкашом, либо инженеришкой. Еще раз спрашиваю: ты готов?
— Да. Поехали.
Дорога на Лэнгли шла через живописные места национального парка Грейт-Фоллс и была совсем узкой: ряд туда, ряд обратно. Сверху шоссе словно крышей накрывали ветви деревьев, и блики морозного утреннего солнца прорывались сквозь них нечасто, делая асфальт похожим на шкуру леопарда.
— Хочу предупредить: тебя могут попросить пройти тест на детекторе лжи. Смело соглашайся не моргнув глазом, тогда никакого теста не будет.
— На понт берут?
— Именно так…
Затем неожиданно они оказались на перекрестке, свернули налево, и Гера увидел, что впереди стоит большой указатель с надписью «Интеллектуальный центр имени Джорджа Буша». Гера со смехом спросил у Пронина:
— А какое отношение имеет Джордж Буш к интеллекту?
Слава улыбнулся:
— Это в честь старшего. А про нынешнего я, как лояльный госслужащий, лишь корректно замечу, что яблоко от яблони упало очень далеко.
Они еще раз свернули налево, проехали под указатель, и сразу же появился другой: «Только для транспорта с пропусками», затем еще один: «Фотографировать запрещено. Нарушители будут привлечены к ответственности в соответствии с законом». Затем дорога разделялась на две, и направо был поворот «Для всех посетителей», а прямо, через двести метров, Гера увидел стеклянный контрольно-пропускной пункт и прочел последний указатель: «Это последняя возможность повернуть назад. После пересечения этой точки будьте готовы представить убедительные объяснения — с какой целью вы находитесь здесь».
— Ну что, готов представить объяснения? — Пронин был очень серьезен и как-то весь преобразился. Встреть его Гера на улице, никогда бы не подумал, что мимо только что прошел земляк.
Гера вспомнил, какое количество людей верило в его игру даже тогда, когда его проигрыш был вроде бы очевиден, и спокойно ответил:
— Sure.
…Четверо сотрудников Разведывательного управления, поочередно сменяя друг друга, в течение восьми часов непрерывно задавали ему вопросы. Гере даже показалось в какой-то момент, что он задержан, арестован и его допрашивают по всей форме, хотя порой при приеме
— Каковы политические настроения участников русской блогосферы? — Мулатка, образ интеллектуальной развратницы Холи Берри: роскошная фигура, черный карандаш в тонких пальцах, очки, короткая юбка.
— Нет стойких предпочтений. — Гера раздевал ее глазами. — Ждут попутного ветра, словно листья на сосках.
— Что, простите?
Гера смущенно покашлял в кулак.
— О! Извините, мэм. Я хотел сказать, на земле. Листья на земле, понимаете? Сухие. Лежат себе спокойно, а дунет ветер, и они поднимаются и летят куда-нибудь. Еще раз извините, просто вы такая эффектная женщина, что мне тяжело сосредоточиться.
— Вы понимаете, что ваши слова могут быть приравнены к сексуальному домогательству?
— Вы это серьезно?
— Вполне, сэр.
— Простите, я никогда не думал, что комплимент, сказанный женщине, которая его заслуживает, может быть истолкован как-то с точки зрения уголовного кодекса. Можно задать вам вопрос, мэм?
— Разумеется.
— Как вы думаете, почему гомосексуалисты никогда не обвиняют друг друга в домогательствах?
— С вами будет беседовать другой сотрудник, сэр.
— Очень жаль…
Это был последний специалист. Он принес с собой переведенное письмо Геры. Несколько минут молча вчитывался в текст, затем сказал:
— Вы представляете для нас интерес, мистер Клень-овски. Мы готовы сотрудничать с вами.
Гера, изобразив на лице иудину улыбочку, спросил:
— Каким образом я смогу получать от вас задания? И напоминаю вам, что я не диверсант-громила, я не могу стрелять, убивать, прыгать в окошко проходящего мимо автобуса, я лишь скромный интеллектуал и не знаю каких-то шпионских методов связи и шифровки информации. Все, что меня интересует, — это идейная борьба с режимом тирании в моей стране.
— Но ведь вы не будете против, чтобы идейная борьба была подкреплена материально? Всякая идея лишь тогда чего-то стоит, когда ее стоимость может быть выражена в долларах, не так ли?
Гера развел руками:
— Об этом я скромно предпочел не упоминать.
Американец наклонился вперед и положил на стол перед собой сцепленные в замок руки:
— Вот это меня и смущает прямо сейчас. Ведь мы располагаем сведениями о вас, и они говорят, что вы отнюдь не скромны в делах такого рода.
Гера вздохнул:
— Но ведь когда-то все бывает в первый раз. Назовите вашу цену, и я буду готов подумать.
Американец рассмеялся:
— Вот это деловой разговор. Взгляните, — он быстро написал на обратной стороне распечатки Гериного письма внушительную цифру и показал ее собеседнику, — это ежемесячное содержание, помимо этого будут еще специально оговоренные суммы за разовые мероприятия. Всю информацию станете получать через своего куратора.
— Кто мой куратор?
— Вам известно имя этого человека.