Patriotica
Шрифт:
Революция перерождается, оставаясь сама собой. Ее уродливости уходят в прошлое, ее ?запросы? и крайности - в будущее, ее конкретные ?завоевания? для настоящего обретают прочную опору. ?Победить чужеземцев, пользоваться независимостью, довершить организацию республики?
– вот твердая цель общенациональных стремлений. Революция ищет и находит свои достижимые задачи.
Но старые формы ее всестороннего ?углубления? еще продолжают некоторое время соблюдаться, хотя дух, их воодушевлявший, уже исчез. Революция эволюционирует. ?В окровавленном храме перед опустевшим алтарем,- описывает Тэн эту
Начался отлив революции. Она становится менее величественной, но зато уже не столь тягостной для страны. На сцену выступают люди ?равнины? и ?болота?, смешиваясь с оставшимися монтаньярами. ?С Робеспьером и Сен-Жюстом,- констатирует Ламартин,- кончается великий период республики. Появляется новое поколение революционеров. Республика переходит от трагедии к интриге, от мистицизма к честолюбию, от фанатизма к жадности?. Однако она столь устала от трагедии, мистики и фанатизма, что готова на время им предпочесть даже интригу, честолюбие и жадность...
Диктатура комитетов вызывает протесты и уступает место выборному началу. ?Народные комитеты,- заявляет Бурдон,- не есть сам народ. Я вижу народ только в местных избирательных собраниях?. Не протестуя, таким образом, против самого принципа революции, ?термидорианцы? восстают лишь против его своеобразного применения Робеспьером и его друзьями. Невольно приходит на память недавний лозунг кронштадтцев насчет ?свободно избранных советов...? x x x
Таков ?путь термидора?. Его торжество обусловливалось его органичностью. В отличие от путей Вандеи и Кобленца, он опирался на существо самой революции, принимая ее основу и подчиняясь ее законам. Термидорский сдвиг был подготовлен настроениями революционной Франции и совершен Конвентом, т. е. высшим законным органом революции. ?Что обеспечивало Конвенту победу,- по глубокому замечанию Сореля,- так это то, что сила, которой он пользовался, не была контрреволюционной: то была сама вооруженная революция, реагирующая против себя для того, чтобы спастись от собственных излишеств?. Это нужно раз навсегда запомнить и иметь в виду.
И когда в наши дни там и сям поднимаются толки о ?русском термидоре?, необходимо прежде всего усвоить истинные черты и усвоить урок французского. Иначе кроме ?злоупотребления термином? ничего не получится.
Детали, конкретные очертания революции у нас радикально и несоизмеримо иные. В частности, судя по всему, в теперешней Москве нет почвы для казуса в стиле 9 термидора.
Что же касается этого пути, то он уже начинает явственно намечаться в запутанной и сложной обстановке наших необыкновенных дней.
Конечно, он не в белых фронтах и окраинных движениях, вдохновляемых чужеземцами и эмиграцией. Нет, все эти затеи ему не только чужды, но и враждебны,- лишь безнадежные слепцы или контрреволюционеры в худшем смысле этого слова могут ими обольщаться. Страна - не с ними. Они - вне революции.
Но он-и не в стихийных восстаниях или голодных бунтах против революционной власти. Эти восстания и бунты, быть может, в известной мере способствуют его зарождению и укреплению. Но по своему содержанию он не имеет с ними ничего общего. Революционная Франция, как ныне Россия, хорошо знала подобные мятежи городков и деревень: прочтите хронику эпохи (Эвре, Дьепп, Лион, Вервен, Лилль и т.д.). Однако они никогда не были победоносны, уже по одному тому, что не имели творческой идеи и неизменно оказывались не более как бесцельными, хотя и естественными, конвульсиями страдания. Победи они - революционный процесс был бы не плодотворно завершен, а лишь бессмысленно прерван, чтобы снова возобновиться...
Путь термидора - в перерождении тканей революции, в преображении душ и сердец ее агентов. Результатом этого общего перерождения может быть незначительный ?дворцовый переворот?, устраняющий наиболее одиозные фигуры руками их собственных сподвижников и во имя их собственных принципов (конец Робеспьера). Но отнюдь не исключена возможность и другого выхода - того самого, о котором говорил Бонапарт Мармону: приспособление лидеров движения к новой его фазе. Тогда процесс завершается наиболее удачно и с меньшими потрясениями - ?путем власти?. x x x
В современной России как будто уже чувствуется веяние этой новой фазы. Революция уже не та, хотя во главе ее - все те же знакомые лица, которых ВЦИК отнюдь не собирается отправлять на эшафот. Но они сами вынужденно вступили на путь термидора, неожиданно подсказанный им кронштадтской Горой; не удастся ли им поэтому избежать драмы 9 числа?
Большевистский орден несравненно сплоченнее, дисциплинированнее, иерархичнее якобинцев. Вместе с тем Ленин более гибок и чуток, нежели Робеспьер. Если у нас не было Верньо и Дантона, то наши крайние якобинцы крупнее и жизненнее французских, хотя в аспекте ?быта? не менее их ужасны. Быть может, они и кончат иначе. Но основная линия развития самой революции, по-видимому, остается в общем тою же.
Ныне есть признаки кризиса революционной истории. Начинается ?спуск на тормозах? от великой утопии к трезвому учету обновленной действительности и служению ей,- революционные вожди сами признаются в этом. Тяжелая операция,но дай ей Бог успеха!
Когда она будет завершена,- новая обстановка создаст и новые формы. Тормоза станут уже не нужны. ?Революция спасается от собственных излишеств?. И горе тем, кто помешает ей в этом,- с трибун ли красных клубов или из жалких эмигрантских конур...
Статья напечатана в сборнике "Смена вех", Прага, 1921