Патруль будущего

Шалюкова Олеся Сергеевна

Котик тяжело прошел и сел за свой стол.

— Подробно, — потребовал он.

Эммануэль расплылась в хищной усмешке.

— Да не проблема! Только вот боюсь с пониманием этого «подробно» у вас проблемы будут.

— Справимся как-нибудь, — пообещал начальник, и девушка перестала чудить, кивнула и начала рассказывать.

— На втором курсе университета… первого, в филологическом блоке нас знакомили с классикой различных веков… Один раз, на факультете, когда мы рассматривали вопросы морали и человеческого облика, мы знакомились с неоднозначными произведениями… Среди них, была

книга Виктора Гюго «Труженики моря». Главный герой, Сьер Клюбен, долгое время притворялся образцом чести и благородства. А потом смылся, сорвав грандиозный куш.

— Причем здесь это, Эми? — уточнил удивленный Змей.

— Всё, что видели окружающие — было маской. То же самое и здесь. Нам показали историю, и мы на нее купились. Что мы решили? Что дон Диего Сервантес, такой нехороший и злой, укрыл ото всех, что у него есть брат-близнец. И пока брат-близнец развлекался за него на балах, сам дон Диего чинил злые планы. Так мы решили?

— Так, — кивнул Котик, затем снова начал злиться. — И это было потрясающе логичное и верное решение!

— Совершенно неправильное, — перебила начальника девушка. — Иван Валерьевич. Нас обманули. На балах всегда был дон Диего Сервантес. Именно он — меценат и известный бизнесмен. Именно он посещал балы и с удовольствием жертвовал на благотворительность. А за его широкой спиной и светлой фигурой образа дона Диего, прятался его брат-близнец. Его тень, если хотите, который и состоит в Троице.

— Эми! — Котик посмотрел на девушку с грустью. — Ну, с чего ты это взяла?

Эммануэль ответила начальнику профессиональным взглядом из разряда: «Господи, ну почему пошли такие мужики, что самые простые вещи приходится объяснять по десять-двадцать раз, они не понимают? Почему этим должна заниматься такая хорошая и пригожая я?»

Как всё это могло уместиться в один взгляд, никто не понимал. Но читалось это в глазах девушки потрясающе легко.

— Эми, словами.

— Посмотрите запись допроса.

— Смотрел. И ни раз. Объясни мне, что значит вопрос «Какое платье было на леди Кирстен Хансен во время ее первого выхода в свет?» И что значит ответ твоего свидетеля: «На ней было хм… не платье».

— Это доказательство, — вздохнула Эми тоскливо. — Это косвенное доказательство, которое не удастся подкрепить никакими уликами.

— Эммануэль! — Котик с трудом удержался от того, чтобы грохнуть кулаком по столу. — Что это значит?

— Да всё просто, Иван Валерьевич. Кирстен Хансен, датчанка, на первый выход в свет со своим молодым любовником появилась в костюме офицера французской армии времен Наполеона Бонапарта. Ее любовник был как раз в костюме Бонапарта. Поскольку это был маскарад, на это посмотрели сквозь пальцы. Случилось это пятнадцатого августа в поместье графа Валевского.

— Эми, причем тут граф Валевский? — спросил Котик тихо.

— Они гордятся своими корнями с Наполеоном Бонапартом, — улыбнулась Эммануэль. — Если быть точнее, у Наполеона была внебрачная связь с графиней Валевской еще в те древние времена. Род Валевских не прервался. А в конце двадцать второго века им удалось восстановить свое благосостояние и постепенно выкупить и реставрировать те имения, которые находились во владении графов.

— Эми, — Змей вздохнул.

Девушка ему улыбнулась.

— Понятнее не стало, да? Пятнадцатого августа прошлого года произошло одно из самых массовых убийств, в котором повинна Гюрза. Во время специальной операции не удалось поймать ни одного «козыря» террористов. Одна из мелких сошек, прежде чем отравиться в зале для допроса, успела кинуть «косточку» оперативникам, сказав, что патрульщики себе хребет быстрее поломают, чем смогут сорвать операцию, которую возглавляла Троица.

Змей и Котик переглянулись. К чести мужчин соображали они очень быстро.

— Значит, в тот момент, когда один из троицы, один дон Диего Сервантес управлял Гюрзой, второй был на балу у графа Валевского, — сказал с легкой задумчивостью Котик. — Соответственно, раз дон Диего, которого ты допрашивала, был на балу, второй… как его имя?

— Алэно Марко, — подсказала девушка.

— Второй, — продолжил свою мысль начальник, — Алэно Марко был в этот момент в Гюрзе. Как я понимаю, все эти эпизоды, которые ты отразила во время допроса, имеют такое значение?

— Да. На тот момент, когда Гюрза проворачивала свою операцию под началом Алэно Марко, дон Диего был на балах, благотворительных мероприятиях, аукционах, концертах, фестивалях. Неважно. Он был либо на глазах у десятков и сотен человек, либо под прицелом голокамер. Понимаете?

— Если бы мы даже решили зацепить дона Диего как одного из Троицы, как это было не раз, то вся доказательная база рассыпалась в прах, стоило всплыть его железобетонному алиби, — Котик вздохнул. — Эми.

— Да?

— Это всё бездоказательно. Даже то, что дон Диего может ответить на вопросы о тех балах, где он был… Это ничем ему не поможет.

— Я знаю.

— На суде любой государственный обвинитель повесит на него дело Троицы.

— Я знаю.

— И ты… — Котик остановился. — Прости, что ты сейчас сказала?

— Я всё это знаю, — смиренно повторила девушка.

— Тогда как ты собираешься доказать его невиновность?!

— Я ничего доказывать не буду, — тихо ответила Эммануэль, опустив голову.

— Это еще что за новости?!

— За меня это докажут другие. Его придут убивать, Иван Валерьевич. И придет кто-то, кто гораздо опаснее, чем Зигзаг, сидящий в нашем следственном изоляторе, по соседству с доном Диего.

— Гораздо опаснее? — уточнил Змей, подавшись вперед.

Эммануэль кивнула, вытащила свой планшет из заднего кармана брюк, пощелкала по значкам, выводя в воздух голографический отчет.

— Смотрите. Вверху — Троица. Чуть пониже — «Козыри» Гюрзы. В стороне стоит отдел зачистки. О нем ничего не известно. Даже по косвенным следам мне удалось отследить только его существование. Я дала Антику задание выяснить, как можно больше, но… думаю, надо отзывать ее с этого задания.

— Почему? — уточнил Змей.

— Этот отдел ей не по зубам.

Под удивленными взглядами начальника и напарника девушки случилось невероятное. Щеки Эммануэль залило трогательным румянцем. Покручивая на пальце серебристую прядь волос, девушка похлопала ресницами. Белыми зубками прикусила губу, а потом деловито сказала: