Патруль Времени. Щит Времени
Шрифт:
– Ходят самые невероятные слухи. Особенно о Риньяно. Рассказывают, будто вам явился ангел. Еще говорят, что только чудо помогло вам в схватке с врагом.
– Да, люди болтают все, что ни взбредет им в голову, – проворчал Лоренцо. Затем добавил скороговоркой: – Не один Бог ниспослал нам победу; несомненно, святой Георгий и мой святой заступник придали мне сил. Я возжег множество свечей в их честь и намерен основать аббатство, когда одержу окончательную победу над врагами.
Эверард насторожился:
– И никто не видел… ничего сверхъестественного… в тот день?
«Так средневековые люди восприняли бы путешественника во времени и его работу», – подумал Эверард.
Лоренцо покачал
– Нет. Я ничего не заметил и никогда не слышал ничего подобного от других. Действительно, во время сражения нетрудно утратить чувство реальности. Наверно, ваш собственный опыт научил вас отметать подобные преувеличения.
– И ничего примечательного накануне сражения?
Лоренцо озадаченно взглянул на Эверарда:
– Нет. Если сарацины Рожера и пытались прибегнуть к колдовству, то воля Господня пресекла их затею. А почему вы так настойчиво расспрашиваете об этом?
– Слухи, – невнятно пробормотал Эверард. – Видите ли, совершая паломничество, я особое внимание уделяю всевозможным знамениям – с небес или из преисподней. – Он внутренне собрался, выпил залпом вино и изобразил усмешку. – В основном потому, что мне, как солдату, интересно все, происходившее там. Это ведь была необычная битва.
– Да, верно. По правде говоря, я ощутил руку Господа на себе в тот момент, когда опустил копье и пришпорил коня, завидев знамена принца. – Лоренцо перекрестился. – В остальном все было как обычно – шум и крики, неразбериха, ни мгновения, чтобы оглядеться вокруг или задуматься о своей судьбе. Завтра я с радостью поведаю вам обо всем, что сохранила память о тех событиях. – Он улыбнулся. – Но не сейчас. История эта уже набила мне оскомину. На самом деле я бы предпочел поговорить о том, что нам следует предпринять в дальнейшем.
«Я расспрошу, я вытащу из него и всех остальных мельчайшие детали, пока герр Манфред с огорчением не решит, что долг зовет его на родину в Саксонию. Быть может, я подберусь к кому-то, кто явился сюда из другого времени и вторгся в судьбу истории. Хотя уверенности нет», – подумал Эверард.
От того, что ему было известно, стыла кровь в жилах.
1137 год от Рождества Христова
30 октября (по юлианскому календарю)
Под белесым небом, стесненные дорогой, бегущей с гор на запад к Сипонто по побережью Адриатического моря, кучкой стояли домики, которые и составляли деревушку Риньяно. Рассветное солнце, низко поднявшись над сжатыми полями, лесами и садами, тронутыми увяданием, затушевало дымкой горизонты Северной Апулии. Воздух был прохладен и неподвижен. Знамена в лагерях противников поникли, палатки провисли от влаги.
Их разделяло около мили абсолютно голой земли, пересеченной дорогой. Дым от нескольких костров столбами уходил в небо. Скрежет, бряцание оружия, крики готовящихся к битве воинов заполняли ночь.
Вчера король Рожер и герцог Райнальф провели совещание. Единственным, кто пытался предотвратить кровопролитие, был Бернар, всеми почитаемый аббат монастыря в Клерво. Однако Райнальф, распаленный жаждой мести, настаивал на сражении, а Рожер был упоен одержанными победами. Бернар к тому же принадлежал к сторонникам папы Иннокентия.
Сегодня они сойдутся в битве.
Король решительно шагнул вперед, блеснув кольчугой, и ударил кулаком в раскрытую ладонь.
– По седлам и приготовиться! – воскликнул он.
Голос его прозвучал подобно львиному рыку. По-львиному крупными были и черты лица Рожера, обрамленного черной бородой, но глаза его сияли голубизной, как у викингов. Король взглянул на человека, который делил с ним шатер и развлекал его рассказами перед сном, когда дневные дела были завершены.
– Почему
Мэнсон Эверард выдавил из себя улыбку:
– По крайней мере, пусть бутылка будет христианской да с вином на донышке.
Шутка прозвучала резко.
Рожер испытывал уважение к собеседнику. Король отличался крепким сложением, но его спутник был еще крепче. Хотя он удивлял короля не только статью.
История его жизни выглядела незатейливо.
Внебрачный ребенок англо-норманнского рыцаря Мэнс Эверард несколько лет назад покинул Англию в поисках счастья. Подобно многим соотечественникам, со временем он оказался в варяжской страже константинопольского императора, сражался с печенегскими варварами, но, будучи католиком, утратил пыл, когда византийцы двинулись на владения крестоносцев. Уйдя со службы с увесистым кошельком заработанных и добытых денег, он продвигался на запад, пока не высадился в Бари, неподалеку отсюда. Некоторое время провел в этих местах, предаваясь развлечениям. Услышал много рассказов о короле Рожере, третьего сына которого – Танкреда – назначили правителем города. Когда Рожер, усмирив мятежи в Кампанье и Неаполе, пересек Апеннины, Мэнсон отправился навстречу армии короля, чтобы предложить ему свой меч.
Так мог поступить любой вольный искатель приключений. Мэнсон, однако, привлек королевское внимание не столько своим удивительным ростом, сколько способностью о многом рассказывать, особенно о Восточной империи. Полвека назад дядя Рожера, Робер Жискар, стоял почти у ворот Константинополя, но ход событий изменили греки и их союзники венецианцы. Дом Отвилей, подобно другим в Западной Европе, все еще тешил себя амбициями.
Были, однако, некоторые пробелы в рассказах Мэнса, вызывавшие недоумение, и вообще он нес в себе какую-то тайну, словно его терзали тайные грехи или печаль.
– Ладно, – решил Рожер. – Пора отправляться на жатву. Ты поедешь со мной?
– С вашего позволения, господин мой, я полагаю, мне лучше служить под началом вашего сына, герцога Апулии, – сказал скиталец.
– Как хочешь. Я отпускаю тебя, – сказал король, и внимание его переключилось на что-то другое.
Эверард протолкался сквозь гудящий рой. Невзирая на папское отлучение, люди на рассвете молились. Слова молитв прорывались сквозь команды, шутки, вопли на полудюжине языков. Знаменосцы размахивали штандартами, указывая места построения. Вооруженные люди шумно проталкивались к своим позициям, изготовив к бою обнаженные копья и топоры. Лучники и пращники уступали им дорогу – стрелки пока еще не стали главной силой в пехоте. Кони ржали, сверкали кольчуги, копья колыхались, как тростник в бурю. Войско было довольно пестрым: норманны, местные сицилийцы, жители Ломбардии и уроженцы других областей, французы и прочие задиристые парни из доброй половины Европы. В белых летящих одеяниях поверх доспехов, молчаливые, но с кипящей в груди страстью, застыли в ожидании отряды сарацинов, вселяющие страх в противника.
Мэнсон и два его помощника, якобы нанятые в Бари, разбили бивак в чистом поле и жили там, пока король не призвал Эверарда после окончания переговоров.
В городе Эверард сделал несколько покупок – так, по крайней мере, полагали окружающие, – верховых лошадей, одну вьючную и боевого коня. Последний оказался громадным животным – он ржал, вскидывая голову, и мерно печатал копытами шаг, заглушая звуки труб.
– Быстро помогите мне со снаряжением! – распорядился Эверард.
– Неужели вам и впрямь надо идти? – спросил Джек Холл. – Чертовски рискованно. Заваруха будет почище, чем с индейцами.