Патруль
Шрифт:
– Что, намереваетесь и их продать жрецам?
– Не ваше дело. Итак?
– Обратитесь в Святую Инквизицию нашей страны – дощечки находятся там. Вернее, находились. Как мне сказали, их уже уничтожили – это не те предметы, чтоб на них любоваться.
– Досадно. Если дела обстоят таким невеселым образом, то наш разговор закончен.
– Скажите, для чего вам нужна графиня ди Вилльеж?
– Подумайте сами, потому как мне надоело удовлетворять ваше любопытство... – граф поднялся из-за стола. – Я честно выложил карты на стол, но вы не желаете идти мне навстречу. Что ж, это ваш выбор. Раз дела обстоят
– Вы решили перейти к запугиваниям?
– У меня есть желание вас порадовать, причем весьма своеобразным способом. Дело в том, что на «Рассветной звезде» находится один из жрецов Вухуду. Он уже знает о вашей поимке, и просто-таки жаждет хотя бы немного пообщаться с вами. Конечно, убить вас он не станет – это слишком быстрая и легкая смерть, но уже через четверть часа после начала этого... разговора, вам небо с овчинку покажется.
– И что же мы должны сделать, чтоб избежать столь приятной встречи?
– Вы должны провести нас в здание Святой Инквизиции.
– Идите сами, стучите в двери. Может и откроют.
– Не валяйте дурака. Вы прекрасно поняли, что я имел в виду.
– Что, решили покаяться или добровольно отдать себя в руки Святого раздела расследований еретической греховности? Весьма похвальное намерение.
– Перестаньте кривляться! И что мне там нужно – это не ваше дело! Итак, что скажете?
– Нет. Это даже не обсуждается.
– Это ваш окончательный ответ? Подумайте хорошенько, у вас еще есть шанс спастись.
Внезапно мне вспомнился вечно пьяный папаша, который любил огорошить своих собутыльников непонятными фразами, и кое-какие их этих высказываний врезались мне в память. Пожалуй, пришла пора вспомнить одно из них.
– Господин граф... – вежливости в моем голосе хватало на троих. – Мы правильно интерпретируем семантику вашего вопроса, но полностью игнорируем его суть.
– Что, простите?.. – а вот теперь и граф растерялся.
– Нам пофиг, говорю.
Вообще-то папаша употреблял иное слово, куда более образное, но я пока что решила, что вполне достаточно более мягкого изречения. Думаю, с дорогим наследником в таком тоне никто и никогда не разговаривал. Вон, даже в свете фонаря было видно, как мужчина покраснел от злости. Он шагнул к дверям, но, взявшись за дверную ручку, повернулся к нам.
– Вы сами выбрали свою судьбу!
Глядя на то, как за графом закрылась дверь, Себастьян негромко спросил меня:
– Долго еще?
– Считай, что все... – я стряхнула на пол разрезанную веревку. – Сейчас вам веревки перережу...
– Поторапливайся! У нас остается мало времени... Скоро на корабле начнется паника...
– Да помню я... Успеем.
Эти слова относились вовсе не к визиту жреца Вухуду, который должен появиться здесь в самое ближайшее время. Ничего, если Светлые Боги будут на нашей стороне, то мы справимся, хотя не стоит загадывать наперед...
Глава 22
Мне едва хватило времени на то, чтоб освободить от пут Себастьяна – увы, но на то, чтоб разрезать веревки (куда больше напоминающие очень толстый шнур), стягивающие брата Владия, времени уже не хватило. Конечно, остро заточенный кусочек металла, которым я перерезала веревки, сослужил нам верную службу, но дело пошло бы куда быстрей, если б у меня с собой находился
Вообще-то нам несказанно повезло в том, что веревка, которой нас связывали, оказалась не только сравнительно тонкой, но еще и достаточно старой, да к тому же изготовленной из далеко не лучшего материала, и потому дело продвигалось достаточно быстро. Так лишний раз поневоле вспомнишь правоту учителей Школы Элинея: никогда не стоит жалеть деньги на хорошее оружие и оснащение, потому как в итоге может выйти себе дороже...
Когда Себастьян стал скидывать с себя перерезанную веревку, а я шагнула к брату Владию, как напарник негромко произнес:
– Сюда идут. Двое...
Это я и без него поняла – тоже ловила каждый шорох, доносящийся до нас из-за тонкой перегородки. Значит, в дальнейшем придется действовать жестко – нельзя давать противнику ни единого шанса на победу.
– Себастьян, садись на скамью, и руки назад заведи, как будто ты связан... – но брат Владий не дал мне договорить.
– Если сейчас перед нами, и верно, появится жрец Вухуду, то нельзя допустить того, чтоб он начал колдовать! Эти люди способны на очень многое всего лишь несколькими словами, или пассами рук...
– Себастьян...
– Я все понял.
Метнулась к переборке, встала неподалеку от двери – когда ее откроют, несколько мгновений меня будет не видно. Одновременно с тем я сдергивала с руки тонкий кожаный ремешок – он был намотан на руку выше локтя, и сверху прикрыт рукавом, оттого его, этот ремешок с вплетенной в него железной нитью, и не заметили, или же просто не обратили внимания, когда нас обыскивали. Ох, господин граф, чувствуется, что вы подбираете себе людей, в основе служения которых лежит верность, преданность и надежда на великие блага в будущем, а вот мастерства для кое-каких дел им явно не хватает. Ваши так называемые охранники даже не удосужились обыскать нас, как следует! Рова (да успокоится ее душа на Небесах!) такого косяка никогда бы не допустила, только вот Его Сиятельство постоянно держал ее при себе, вполне справедливо опасаясь возможных неприятностей со стороны многочисленных недоброжелателей.
Распахнулась дверь, и в нашем маленьком помещении оказался немолодой темнокожий мужчина в черно-красной одежде – понятно, это и есть жрец Вухуду. Следом за ним шел еще один мужчина, повыше ростом и пошире в плечах – похоже, помощник, или слуга, или некто вроде того. Как и следовало ожидать, увидев перед собой двоих пленников вместо троих, жрец остановился, а помощник, следующий за эти мужчиной, шагнул в сторону. Пора...
Дверь с треском закрылась за спинами вошедших, а я одним прыжком оказалась за спиной жреца, набросив ему на шею ремешок, или, говоря проще, удавку, затягивая ее изо всех сил. Скажете, что это жестоко и бесчеловечно? Возможно, только этот человек пришел к нам отнюдь не для того, чтоб поведать о красотах Черного Континента, а потому я прекрасно понимаю, что сейчас спасаю как свою жизнь, так и жизнь своих товарищей. В этом случае, знаете ли, все разговоры о человеколюбии по отношению к врагу и взывании к гуманности – это пустое сотрясение воздуха.